Человек сам по себе – не более чем переход-пасха.
П. Евдокимов.
Работа русского зарубежного православного богослова Павла Евдокимова видится в наши дни чрезвычайно важной. К сожалению, наследие Павла Евдокимова оказалось отвергнутым из-за экуменических настроений автора. Но мне думается, что неправильна позиция: отвергать всё наследие целиком. Мы не будем брать экуменические работы богослова. Но игнорировать его замечательный труд «Всеобщее священство мирян в восточной традиции» видится неразумным и неполезным.
В наше время идёт тяжёлый кризис в церкви. Мы его можем не замечать в силу некоторой отгороженности от мира. Но едва мы приблизимся к тому, что мы называем «мир», становится не по себе от злобы, которую невоцерковлённые люди извергают на церковь. Можно спросить: а при чём тут кризис церкви? Это происходит не внутри церкви, а в миру. Да. Но мир отвергает церковь. Отвергает злобно, яростно. Вспоминаются 1917 -1939 годы. Нынешнее настроение народных масс ушло не далеко от тех лет, когда громили храмы, сжигали иконы, убивали священников и просто верующих людей. Такое отвержение церкви мирскими людьми ненормально. И проистекает оно из-за ошибок, присутствующих, как на одной, так и на другой стороне.
Попробуем разобраться в том, что прежде всего отторгает от церкви простых неверующих людей. Они представляют себе людей церковных так: смиренная «овечка», которая молча идёт на заклание, повторяя: на то воля Божия, так мне дал Бог, слава Богу за мои муки!
Надо сказать, что такие настроения действительно могут присутствовать в церковной среде. Но они являются спасительными только тогда, когда живут в сердце высокодуховных людей. Все помнят слова Игнатия Богоносца о том, что он – пшеница Божия, которая будет перемолота зубами зверей. Игнатий знал, что люди постараются удовлетворить своё любопытство. Божьим промыслом сохранится его сердце. И все увидят в его сердце золотыми буквами прописанное имя Христа. И уверуют те, кто до этого ничего не хотел слышать о Христе.
Но согласимся: таких людей очень мало. А вот полезна ли мнимая «покорность» для всей массы верующих? Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к вышеназванному труду Павла Евдокимова.
Надо сказать, что то, что каждый человек велик и свят, он придумал не сам. Об этом говорили паламисты – последователи Григория Паламы. Об этом говорят нам и каждую Литургию, когда из алтаря мы слышим возглас: «Святая святым!» Каждый человек – свят… А вот теперь обратимся к работе Павла Евдокимова.
«Идея народа профанного, непосвященного не находит себе места в Библии, она в ней просто немыслима. Писание постоянно и неуклонно учит о священном и священническом характере каждого члена народа.
Первые тревожные признаки появляются уже в конце IV в. – это ядовитый плод константиновской эпохи.»
Автор объясняет, что в древности греческое слово «лаик» использовалось в значении мирской. Но никогда оно не обращалось к человеку-мирянину. Это слово использовалось в словосочетаниях, типа: мирские привычки, мирской праздник, мирские книги и т.п. Но никогда слово «лаик» не обозначало человека. Однако с течением времени данное слово вдруг приобрело одушевлённое значение и стало обозначать человека-мирянина. А поскольку раньше слово «лаик» имело значение неодушевлённое, то и в отношении к людям стало использоваться в смысле «недостаточно духовный», отличающийся от духовного клира. Сами миряне как-то не слишком возмущались таким положением вещей. Дескать, что с нас взять? Мы мирские, в церкви не служим.
«Сами миряне принижают присущее им достоинство Царственного Священства и потому епископы неизбежно все больше и больше становятся средоточием священного, священнического, «посвященного». Дистанция увеличивается прогрессирующим охлаждением, оскудением лаиката, его страшным отказом от даров Духа Святого. Это настоящее «отпадение лаиков», предательство ими своей священнической природы. Два полюса laos`а, народа Божия, — христианский царь, который защищает Церковь и именуется «епископом внешним« и «вселенским диаконом» (титул византийских императоров), и монах, жизнь которого целиком посвящена духовному деланию, – еще сохраняют харизматическое достоинство…, но то, что находится между этими двумя полюсами, падает в пустоту, на этот раз действительно профанную; большинство, хотя и крещеное, отождествляется с вещами мира сего, возвращается к ветхозаветному смыслу слова «laic», который прилагался к вещам, и таким образом само становится одной из профанных вещей мира сего. В состоянии такого стремительного упадка и появляются пренебрежительные названия: biwticoi и anieroi, т. е. живущие в миру, чуждые вещам священным и святым. Отсюда и негативное определение лаичества: лаик (мирянин) – это тот, кто способен только лишь на пассивное восприятие (рецепцию), ему нечего делать в Церкви (кроме денежного пожертвования), поскольку у него нет экклезиологической функции, нет служения, нет харизмы…»
Миряне с течением времени начинают всё реже причащаться, отпадая тем от Тела Христова. Эту же позицию «маленького человека» миряне принимают и в государственной жизни. Дескать, мы не начальство. Постепенно народ делится на элиту и плебеев, которым достаточно хлеба и зрелищ. Естественно, элита не очень заботится о народе. И кто будет заботиться о том, кто сам себя принизил и остался доволен собственным унижением? Однако разрыв между верхами и низами начинает стремительно увеличиваться и приводит к революционной ситуации и к ненависти к церкви. Дескать, эти два начала – светская и церковная власть есть те, кто угнетает простой народ. А бог, по мыслям «лаиков» — такой же угнетатель. Потому – долой церкви, долой священство, мы – атеисты… Мы не будем ожидать милостей от природы, взять их – наша задача. И говорят «лаики» эти слова отнюдь не о яблонях, сливах-вишнях и грушах… как Мичурин…
Но такими ли видит людей Бог? Такие ли люди нужны православию? То, что Господь от каждого из нас ждёт плодов, мы видим по притчам. Господь не спешит уничтожать посевы, виноградники, сады – то есть людей. Он ждёт, чтобы созрела пшеница, чтобы дала плод смоковница или виноградная лоза… У каждого человека своя роль во вселенной. Маленькая жизнь человека может оказать огромное влияние на ход большой истории.
«Суть восточной традиции хорошо просматривается, это ни анти-иерархический эгалитаризм, ни клерикалистский разрыв единого Тела надвое, но священническое участие всех в единственном божественном Священстве посредством двух священств. Каждое утверждено Богом, и это Божественное происхождение изымает их из мира и из всякой профанной перспективы.»
Все верующие, как и граждане страны, должны представлять единое Тело Христово, которое просто не может быть поделено надвое. Это единое Тело приступает к Чаше, принимая в себя Плоть и Кровь Христовы, и совместно строят государственную жизнь. Безусловно, кто-то будет занимать лидерские позиции – епископ, священник, царь или глава государства… но Христос явно показал, омывая ноги апостолов, что Он подразумевает, говоря о «первых».
Мы совершенно позабыли о Божественном присутствии в мире. С тех пор, как Христос пришёл в мир, Он его уже не покидает. Это присутствие Бога в мире именуют богословским термином «парусия». Обратимся к словарю:
« Парусия (греч. παρουσία) – понятие христианского богословия, изначально обозначавшее как незримое присутствие Господа Иисуса Христа в мире с момента его явления, так и пришествие его в мир в конце света. Со временем термин парусия стал рассматриваться только в эсхатологическом плане как обещанное пришествие Христа по окончании судьбы мира, в то время как мистическая составляющая термина в большинстве течений христианства была утрачена, как менее важная для христианской эсхатологии. По мнению ряда богословов, именно как «пришествие» трактуется парусия в новозаветных текстах на греческом языке (начиная с Мф. 24:3). Вместе с тем ряд исследователей считают, что слово парусия в Новом Завете употреблено и в значении «присутствия». Так, Э. У. Буллингер указывает в своём труде на то, что пароуси́а означает «состояние или становление присутствия, следовательно, присутствие, прибытие; пришествие, которое несёт в себе идею постоянного пребывания с момента прихода».
Многие инославные отказались от осознания присутствия Христа в мире вместе с нами. Например, баптисты. Христос когда-то вознёсся. И Его больше нет с нами в нашем мире. Но мистическая традиция православного Востока говорит о присутствии Бога в мире и о необходимости каждого человека это присутствие осознавать; как осознавать и то, что каждый человек – образ и подобие Божие, уже из этого одного он не может быть «маленьким никчёмным профаном». Миряне — основная часть Церкви, Тела Христова.
«Так, Предание никогда не говорит расплывчато, но всегда ясно утверждает равенство природы: прежде всего все равны как члены народа Божия. Через «второе рождение» – крещение – все уже священники, и именно вследствие этого глубинного равенства в священстве становится возможной и функциональная дифференциация харизм. Это совсем не новое «посвящение», но поставление на новое служение того, кто уже был посвящен, уже изменен в своей природе, уже раз и навсегда получил свою священническую сущность.
Таинство миропомазания (конфирмация на Западе) утверждает всех крещаемых в одной и одинаковой для всех священнической природе иереев. Из этого полного равенства некоторые избраны, взяты и утверждены божественным действием в качестве епископов и пресвитеров. Именно эти функциональные отличия служений преодолевают какое бы то ни было онтологическое различие природ и делают невозможным разрыв между клиром и лаиками.
Возможность низложения священника в мирянина с разрешением супружества показывает прямо противоположное: в этом случае клирик слагает функциональное служение и остается священником всеобщего Священства, ни до, ни после с ним не происходит никакого онтологического изменения.»
Онтология – принципы бытия, реальности. То есть, человек, принявший крещение, уже получил всё самое основное от Бога. Дальнейшие способы служения Богу ничего кардинально в человеческой природе не меняют. «Каждый мирянин – священник своего бытия.»
При крещении мы все запечатлеваемся во вселенной именем. Это то самое имя, «которое произносится на Евхаристии, оно есть символ принятия в Царство, имя новой твари, члена Царского Священства.»
«Восточная традиция запечатления всех частей тела миропомазанием символизирует языки пламени Пятидесятницы. Оно сопровождается сакраментальной формулой: «Печать дара Духа Святого», то есть во всем своем существе всякий мирянин запечатлен дарами и является существом всецело харизматическим.
…человек, запечатленный Духом, стал христоносцем, дабы быть обителью Св. Троицы.»
Христоносец, тот, кто принимает в себя Плоть и Кровь христову, уже никак больше не может быть маленьким человеком, профаном, «овцой», жизнь которой зависит от элитарного хозяина. Крещёный человек просто уже не имеет права утрачивать своё высокое человеческое достоинство. У каждого мирянина есть своё служение Богу. У одного служение Богу непосредственное – быть священником, монахом, епископом. У другого служение опосредованное – учитель, врач, садовод…просто мама и папа, сын и дочь…Каждый из нас служит Господу своим служением.
«Выбор определенного чтения из Писания для конкретного богослужения есть уже толкование. По совершении таинства миропомазания читаются последние стихи Евангелия от Матфея: Итак, идите, научите все народы (Мф 28: 19). Тем самым повеление Господа адресуется каждому миропомазанному христианину, всякому мирянину. Для того, чтобы он мог его исполнить, в таинстве ему подается благодать: «Он должен проповедовать другим то, что сам получил в крещении». Наравне с поставленными миссионерами, всякий миропомазанный есть своего рода «муж апостольский». Он призван к непрестанному свидетельству всеми запечатленными в нем дарами, всей своей жизнью.
Идея бездействующего народа очевидно противоречит святоотеческой экклезиологии: всеобщее Священство верных принимает участие в трех властях: управлении, учительстве и освящении.»
Как видим, святоотеческая восточная традиция не просто не умаляет человека, но вообще не допускает его умаления! Если бы мы объясняли это каждому человеку, пришедшему в храм (или ещё не решившемуся туда прийти), люди по-другому бы смотрели на церковь и понимали бы церковь, как необходимость, а не как ещё одного нахлебника.
«На первом апостольском соборе в Иерусалиме были представлены все составляющие части Церкви: Апостолы, пресвитеры и братья. Фраза: Изволилось Духу Святому и нам (Деян 15: 28) становится сакраментальной формулой вселенских соборов, и это «мы» есть соборное «мы» Тела в Его полноте.»
Епископат и священство никак не могут представлять тело Христово в полноте. И более того, в истории церкви было немало эпизодов, когда последнее слово оставалось за мирянами.
«Эта роль известна по арианскому кризису IV в., и позже – в XV в., но особенно – в XVI-XVIII вв. на юго-западе России, когда православные братства спасли чистоту веры и составили настоящий оплот Истины при полном бессилии епископата. В том случае, если собрание епископов оказывается бессильным, согласие всеобщего Священства призывает созвать такое собрание епископов, которое было бы освящено Духом Святым.
В сакрализованном обществе Византии император имел власть созывать соборы, и слово императора воспринималось на них как норма. Хорошо известны замечательные гомилии Николая Кавасилы, мирянина и великого литургиста XIV в. Можно привести также имя Кирилла Филейского, который, имея жену и являясь отцом семейства, был ревностным исихастом.»
Павел Евдокимов часто употребляет слово «харизма»; для ясности хочу напомнить значение этого слова. Обратимся к словарю. Во-первых, “харизма” означает “Божий дар”. Во-вторых:
«Харизма – исключительная одаренность какого-либо человека, наделенность какого-либо лица, действия, института или символа особыми качествами исключительности, непогрешимости или святости в глазах более или менее широкого круга сторонников».
Не об этой ли харизме и говорит нам притча о талантах? Каждому человеку даны Дары Духа Святаго. В этой яркой радуге, в разнообразии человеческих способностей заключена красота человеческого мира. Призвание и долг каждого крещёного человека — освящать мир собою и делать его прекрасней через свои личные труды.
«Миряне формируют такую духовную среду, которая является одновременно и миром, и Церковью. У них нет власти предоставлять средства благодати – это сакраментальная власть клира; напротив, их область – «жизнь по благодати», «состояние благодати»… За стенами храма миряне продолжают литургию Церкви, своим активным присутствием они вносят пережитую ими истину догматов в общество и человеческие отношения и низлагают таким образом бесовские и оскверняющие начала мира.»
Если бы каждый из нас помнил о великом достоинстве крещёного человека!
Существенно напомнить об аскетизме. Мы представляем себе аскетов такими: вериги, цепи, власяница, крошки просфоры и капли воды вместо еды. Меж тем аскетизм – это в первую очередь превосходство духовного над материальным. Это умение стоять за духовную истину даже в том случае, если это материально не выгодно.
Здесь нельзя обойти стороной такое понятие, как «аристократизм духа». Аристократы – это те, кто имеет внутренне ограничение. То есть, аристократ не позволит обстоятельствам довлеть над ним. Он согласится умереть, но не предать кодекс чести. Честь для аристократа не пустое слово. Даже в кандалах аристократ будет отстаивать свои представления о долге и чести. А вот «плебеями», рабами именовали обычно тех, кто подчиняется внешним обстоятельствам. Если от меня потребуют сделать подлость, то я её сделаю, ибо не имею внутренних ограничений, а просто подчиняюсь внешнему давлению…меня заставили…
Вспомним советский фильм «Достояние республики». Маркиз, которого играет Андрей Миронов, как раз предельно ярко показывает принцип аристократа в жизни: на требование расстрелять скульптуры, которые представляют культурную и историческую ценность, и сохранить собственную жизнь, Маркиз предпочитает умереть. «Я в женщин не стреляю», — фраза, вмещающая в 5 словах, все нравственные принципы аристократии духа.
Любой мирянин, помнящий о своём высоком достоинстве, которое он получил с момента крещения и первого Причащения, имеет внутренние аскетические принципы «аристократии духа», организующие его жизнь.
«Царственное достоинство имеет аскетическую природу; это главенство духовного над материальным, над инстинктами и космическими ритмами плоти, освобождение от всякой обусловленности, идущей от мира. Св. Икумений говорит: Мы – цари господством над нашими страстями, а св. Григорий Нисский утверждает: Душа являет свою царственность в свободном обладании своими желаниями, что присуще лишь царю, ибо властвовать надо всем есть свойство царской природы.»
Власть над греховными стремлениями — свойство царской особы! Мы уже не просто живём, плывя по течению, принимая подлости и не давая им отпора. Мы призваны «сделать из нашего существа и его бытия служение, литургию, славословие. Ориген замечательно объясняет это: Все те, кто приняли миропомазание, стали священниками… если я люблю братьев моих так, что жизнь положу за них, и сражаюсь за истину до смерти, …если мир распят для меня и я для мира, то я приношу жертву и стал священником своего бытия.
Вот прекрасное определение лаиката: всем своим существом, во всем своем бытии стать таким богословием – живым, теофаничным, сияющим местом Присутствия, Парусии Бога.»
Стоит так высоко человек только благодаря тому, что Богу было угодно дать человеку Свой Образ, который мы просто уже не имеем права уронить, испачкать, потерять. Стоит так высоко человек, потому что Господь каждому из нас даровал разум, честь, волю, совесть. Человек, имеющий достоинство, не может унижать других. Но он так же не может позволить другим унижать себя. Всё это основывается на внутренних принципах. Поэтому государство, состоящее из верующих людей, людей, осознающих себя образом Божьим, не может причинять вред своей стране, своему народу, а, так же, и другим народам.
Каждая профессия без исключения должна быть формой служения человека Богу и ближним. Каждая жизнь человеческая священна и должна продолжиться в вечности после нашего рождения — смерти.
«Обозревая святоотеческую традицию, можно в общих чертах обрисовать некий «тип» мирянина. Это человек прежде всего молитвенный, существо литургическое: человек Sanctus`а1 и Трисвятого, он может кратко описать свою жизнь словами псалма: Пою Богу моему доколе есмь. Авва Антоний рассказывает о человеке большой святости, который в миру был врачом; все излишки он раздавал бедным и весь день пел Трисвятое, соединяясь с хором ангелов. Это заставляет вспомнить о том типе святых, которых называют anagyre, «бессребреники»; для такого человека медицина есть форма священства, т. е. он занимается ею как священник».
Мы рассматриваем церковь прежде всего как организацию, осуществляющую культовое служение. И не понятно, почему она нужна вообще в стране. Вся беда в том, что главную часть церкви мы видим только в службах (а службы воспринимаем, как простую обрядовость, традицию, культурное наследие прошлого). Но служба – это одно крыло. Служба — это не обряд, а таинство реального соединения с реальным Царем мира — Христом. Вторым крылом является служение в миру. Ограничение роли церкви лишь службами не выпускает церковь из здания храма. И люди просто не понимают, для чего в государстве – да ещё современном! — церковь вообще нужна. Действительно, птица с одним крылом не взлетит.
«Сейчас в коммунистических странах жизнь Церкви, как никогда, сведена только к богослужению, и это тяжелое обстоятельство рождает мощнейший призыв вновь собраться вокруг единого на потребу. Совсем недавно русский епископат призвал мирян, за отсутствием регулярной богослужебной жизни, самим стать храмом, продолжать литургию в своей жизни, саму жизнь сделать литургией, показать людям, не имеющим веры, литургическое лицо, улыбку… В трагических условиях крайнего подавления Церковь учит прежде всего, как молиться, как участвовать в борьбе безмолвным свидетельством, как «внимать безмолвию Слова», дабы сделать его более могущественным, чем любое скомпрометировавшее себя слово.»
Иными словами, крещёный человек должен везде и всегда нести достоинство своего крещения. И оно заключается, без сомнения, не в бородах, платках, юбках до пят и блузках из рогожи, не в “постном” лице. Оно заключено в высоком духе, который не сгибается ни при каких обстоятельствах, ни при каких мирских трудностях. Жизнь — это Литургия. А что есть для нас Литургия? Это время, когда мы соединяемся со Христом. Жизнь истинного мирянина без Христа невозможна. Даже когда мы находимся за пределами храма.
«Церковь может взять все богатства человеческой культуры, дабы создать сияющую икону Царства Божия, но она может также быть обнажена вплоть до мученичества и нагая следовать за нагим Христом….
Во время Литургии епископ собирает воедино молитву и дары верных и, предлагая это приношение Отцу, возглашает эпиклезу от лица всех. Подобно этому и присутствие мирянина в мире есть постоянная эпиклеза, она освящает каждую частицу мира, содействует тому миротворчеству, о котором говорит Евангелие, жаждет литургического «целования мира». По примеру прошений Церкви в ектениях, его молитва распространяется на наступающий день, на землю и плоды, на труды всякого человека. В бескрайнем соборе, каким является Божий мир, человек, священник своей жизни, будь он рабочий или ученый, делает из всего человеческого приношение, хвалу, славословие.»
Закончить обзор работы Павла Евдокимова хочется цитатами из его же труда. Не думаю, что кто-то лучше может сказать о роли человека-мирянина в истории человечества. Яркие, вдохновляющие, никого не оставляющие равнодушным слова… да не забудем о них, чтобы осознавать великий смысл каждой жизни каждого простого человека!
«Мирянин есть очевидец Воскресения Христова – таково литургическое учение и смысл богослужения Пасхальной ночи.
Поэтому мирянин и есть своего рода «муж апостольский». Согласно великим подвижникам, он тот, кто отвечает на призыв, которым оканчивается Евангелие от Марка: тот, кто наступает на змей, исцеляет всякий недуг, движет горы и воскрешает мертвых, если на то есть воля Божья. Да доведет он свое дело до конца и воплотит свою веру в жизнь.
Св. Иоанн Лествичник: надо любить Бога, как любят невесту, и быть влюбленным во все творение Божие, дабы раскрыть во всякой вещи замысел Божий… Человек приговорен к смыслу.
Мирянин – это также человек, которого вера освобождает от «великого страха XX века» – страха бомбы, рака, коммунизма, смерти; чья вера есть всегда особый способ любить мир, способ крайний – следовать за своим Господом до сошествия во ад. Очевидно, что не из богословской системы, но, быть может, единственно из глубин ада может родиться и утвердиться сияющая, радостная надежда.
Христианство в величии своих исповедников и мучеников, в достоинстве всякого верующего имеет мессианский характер, оно революционно и взрывоопасно. В царстве Кесаря нам заповедано искать и находить то, что в нем не находится: Царство Божие. Это повеление означает, что мы должны изменить образ мира, его лицо, которое должно быть преображено в икону Царства. Изменить мир – значит перейти от того, чем мир пока не располагает – и потому он еще мир сей, – к тому, во что он преображается и тем самым становится чем-то иным: Царством.»
