Перейти к содержимому
Уроки веры 2017-2018гг

Человеки

Когда я чаял добра, пришло зло;
когда ожидал света, пришла тьма.
(Иов. 30:26)

* * *
Я вижу прорубь с ледяной водой,
где барахтаются люди
замерзающие, беспомощные, одинокие.
Они пытаются выбраться, выползти,
встать на ноги и убежать подальше.
Они брыкаются, размахивая руками и ногами,
и при этом топят тонущих,
бьют тонущих по лицу, по шее, по голове…

* * *
Другие топчутся вокруг проруби —
такие же беспомощные и одинокие.
Они тоже бьют тонущих, бьют и спасающихся,
если те спасаются сами и если просят о помощи.
Не бьют только сильных, которые сами могут ударить.
Не бьют только бьющих, потому что боятся.
Если боятся…

* * *
Вижу протянутую руку помощи
тонущему,
а в ней записка: «Ты ничтожен!»
Записка падает камнем в сердце тонущего
и сеет злобу. Злоба даёт силу выплыть.
Но рука бросает новый камень
на голову спасаемого: «Смотри, как я велик!»
И снова летят камни: каждый стоящий у проруби кидает свой.
Тонущий уплывает прочь, ища спасения.
И тогда Бог протягивает ему свою руку,
свободную от камней и записок.

* * *
Вижу избитого разбойниками человека.
Он лежит посреди многолюдной улицы,
и каждый, кто мимо проходит, пинает его.
Конечно, избитого проще ударить, чем не ударить,
ведь он такой неблаговидный и беспомощный.
Вон мимо него идут благородные люди:
все им низко кланяются, и никто их не бьёт.
Раз этот избит, значит было за что —
на всё воля Божия.

* * *
Слышу крик избиваемого человека:
каждый удар сопровождает он рыданием.
— Так возмутительно громко! Стыдно слушать.
Видно, манерам его плохо учили. —
Дама в бархатном платье морщит брезгливо носик и замолкает.
Собираются люди.
Крик всем мешает спокойно жить и работать.
Крик не красив. Рядом с ним красоваться неловко.

* * *
Иов, гляди, твои друзья так ничего и не поняли!
Или это просто неразумные их потомки глупы по-прежнему?
Они красуются на фоне чужого страдания.
Они любуются собой, видя себя непричастными.
Их сердца камнями брошены в ближнего.
И даже если совесть принудит их протянуть руку помощи,
то не из сострадания, а ради самолюбования.
Иов, восплачь о них к Богу!

Люди и песни

Рис Тамары Твердохлеб

На самой вершине высокой-превысокой горы, выше которой и в воображении нельзя ничего представить, цветет сад. От его благоухания закружилась бы голова у любого человека, он даже умер бы, если б только мог попасть в этот сад прежде времени. Постоянно живут в нём только райские птицы, которые хранят здесь свои райские песни. Потому что это — Сад Песен.
Если услышит человек в сердце своём чарующую песню из дивного сада, то уже не может жить по-прежнему. Наоборот, он забывает обо всём на свете ради нескольких строк, зацепившихся за край одежды его воспоминания, и потом пытается вспомнить всю песню во чтобы-то ни стало — так она прекрасна. Но вспомнить ее можно лишь побывав в Саду Песен. А чтобы в него попасть, надо очень сильно захотеть спеть свою песню — другого пути нет.
Сердца большинства людей не умеют петь, потому что не умеют они слушать песни дивного сада. Но если вдруг чьего-то уха коснется песенное благозвучие как благоухание тайны, он отправляется в странствие, следуя за своей песней. Он ищет её, шествуя низинами и болотами, невзирая на грязь или холод, болезни и голод. И, рано или поздно, такой человек оказывается у подножия высокой-превысокой горы. Если за время пути странник не утратил любовь к своей песне, к нему прилетает райская птичка, чтобы спеть его песню целиком, и потом вновь улетает. А странник, напевая, продолжает свой путь дальше — кто куда.
Некоторые люди предпочитают вернуться домой и потом, спустя время, вновь приходят к подножию горы, и вновь прилетает райская птичка, чтобы спеть всё ту же услаждающую сердце песню.
Но есть странники иного рода, они слышат множество песен и желают наслаждаться всеми ими непрестанно. Потому, подойдя к подножию горы, такие всегда норовят подняться выше. И некоторым это удается, если только хватает сил.
Но если вы думаете, что подняться по склонам той горы легко, то заблуждаетесь. Колючки и крапива, ядовитые змеи и шакалы — это не самые трудные испытания из ожидающих дерзкого странника. В какой-то момент все чудные запахи и звуки как бы исчезают, гора сада погружается в полный мрак, и леденящий холод поселяется в сердце вместо песни. Тоска и одиночество, мука нестерпимая — вот что чувствует жаждущий целого букета песен из дивного сада. Но если он сумеет сохранить жажду дивных песен, если желание попасть в Сад Песен будет для него дороже мягкого пледа и теплого слова, такой странник непременно доберется до самой вершины высокой-превысокой горы, и принесет с собой в мир букет прекрасных песен из дивного сада.
Правда, многие из них так и не будут услышаны другими. Но найдётся, непременно найдётся хотя бы один человек, который услышит хотя бы одну песню. А потом — еще один человек и еще одна песня… Песни умеют находить своих странников, каждому страннику — своя песня. И только некоторым — целые букеты.

Живу — как птицы...

Живу — как птицы,
а боюсь — как люди,
что птичьего уже
нигде не будет,
что человечье
превратят в увечье,
а душу — в вывих.
И что песнь овечья
заменится пустой
козлиной речью.

Не из слов...

Не из слов,
а из крови и плоти
возникает всё то,
что в киоте
появляется позже.

И гибнет
прежде смерти
в земной круговерти.

Воскресая,
живёт как бессмертье
всё, что было воспето
из смерти,
из её жизнеборных
оков.

Мир, как надгробие...

Мир, как надгробие —
сплошной бетон и камень
дешевый самый:
тяжесть, плотность смерти.

Зло, сотворённое не нами
или нами
умами правит —
и живых не терпит.

Под Солнцем Правды
над сердец бетоном
так величаво странна
песня.

Нет, мир не станет
её певчим домом,
лишь сердце
приютит надежды.

Молюсь в Тебе

Молюсь в Тебе,
свечусь в Тебе
и дл-ю-ю-ю-сь.
Длюсь междустрочьем,
строчками,
мечтами.
Не длюсь, когда боюсь
и если злюсь,
когда не падаю Тебе на грудь
стихами
и песнями,
слезами-голосами,
дождями-ливнями…
Стремлюсь к Тебе рекой,
ручьем струюсь
и бесконечно дл-ю-ю-ю-сь,
пока бегу к Тебе,
пока молюсь.

Читаю знаки — весточки свободы...

Читаю знаки — весточки свободы
в любви Твоей, Господь. Фрагменты
ликов, что хранят сердца простые
и лица. В них судьба взрастает
и расцветает ликами — цветами
родного дальнего.
Туманом даль одета,
и письмена Твои как млечный почерк
сокрыты — не согреты.
Кто согреет?
Пути Господни —
млечные пути —
написаны в сердцах,
но не согреты.
Согреет кто?

Лепта

Как лепту
бедная вдовица,
несу Тебе таланта боль,
иначе превратится
в тридцать серебренников
жизнь. Изволь
принять —
давай разделим
святую трапезу
из слов:
они душой уже зарделись,
они разделись
до основ.
Жизнь
досыта накормит чудом
голодных,
если примут дар.
И лепта станет
изумрудом.

В хлеву души ютится Рождество

В хлеву души ютится Рождество
призывом в Божий храм преобразиться.
Христу-Младенцу будет нелегко
в душе воловьей Богом нарядиться.
Осёл и Вол, вспашите эту землю,
согрейте ниву жаждой и теплом!
Пусть Господу она отныне внемлет
и засевается Его Добром!
Господня Пашня пусть заколосится,
Его Посев пусть прорастёт в века,
пока Младенец радостно резвится
на материнских трепетных руках.
Голгофский Крест уже взошел однажды
на ниве Божьей. Господи, прости!
Не будешь Ты во мне распятым дважды:
я помогу Тебе вполне взрасти.

Из наших сомкнутых рук

Из наших сомкнутых рук,
из наших парящих крыл
давай создадим круг,
чтоб каждый крылатый взмыл
в небесной земли лазурь,
чтоб жажда крылатых сил
смогла отвратить грозу,
которую мрак сулил.
Из наших замкнутых рук,
из наших парящих крыл
быть может вырвется звук,
которым Творец творил.

Вернуться наверх