Поздним вечером на кровати в своем доме умирал человек. Он был преклонных лет, но сказать о себе, что достойно приготовился к смерти, не мог: слишком поздно он понял, что дорога в вечность начинается с самого рождения, и что на пороге смерти исправить ничего уж нельзя. А потому душа его страдала и мучилась.
«Поздно, поздно», — вздыхал человек и с болью перебирал в памяти нити событий. Почему-то вспоминалось не то, чем можно было б гордиться, а другое, скорбное и постыдное, о чем с суровой беспощадностью напоминала ему совесть: грязные поступки, обиды, которые наносил он близким, бесстыдные дела. Всё это мучило, заставляло сжиматься в предсмертной тоске, но самое страшное – что сейчас, когда вечность открыла пред ним врата, и он уже ощущал её ледяное дыхание, понимал: ничего исправить нельзя. Слишком поздно…
Его старшая дочь несколько раз заходила в комнату и с болью смотрела на отца. В её сострадательном взгляде читалась ласка.
— Что тебе принести? Чаю? Воды? – спрашивала она.
Отец едва качал головой: «ничего не хочу». И говорил одними глазами: «прости меня, дочка…»
Он умер ночью, когда в комнате никого не было, и дочь не видела, как мучительно содрогалось его тело, а душа цеплялась за жизнь, страшась и ужасаясь того, что её ожидает.
На земле время шло своим чередом, часы мерно отсчитывали минуты, а в надземном пространстве началась настоящая битва за душу…
Потому что, стоило ей отделиться от тела, сотни мерзких и злобных лап протянулись, чтобы схватить, потянуть в грязный омут. «Наша! – со всех сторон слышалось шипение. — Она наша!» — «Нет, не ваша!» — раздались с другой стороны чистые голоса. Синекрылые Ангелы, разрезая пространство своим светом, стремительно подлетели к душе и хотели увести её отсюда, но только…
— Он богохульничал! — раздалось откуда-то сбоку.
Душа содрогнулась: было, было такое! Однажды он видел, как дочь принесла и поставила в своей комнате икону. Сколько оскорбительных слов сказал он тогда! А ведь дочка просила: «Не говори так, отец!» Да разве послушался он?
— Он делал это по неведению! — защищал его Ангел.
— Какое уж неведение! Что, малым ребенком был? – едко усмехнулся бес.
А другие, словно обрадовавшись, тут же подхватили:
— Сквернословил! Жуткие слова говорил!
Ангелы не терялись:
— Этот человек воспитал трёх сыновей и прекрасную дочь-христианку!
— Без его участия дочь стала христианкой! – злобно парировал бес.
— Он любил её!
— И оскорблял…
Ангелы немного смешались. Но – лишь на секунду.
— Чтобы обеспечить семью, он много и непосильно работал.
— А потом часть денег пропивал, — скаредно усмехнулся бес.
Казалось, ему нравится издеваться над душой, потому что с каждым обличением та мучительно скорбела и содрогалась. Но Ангелы заслонили её своими телами и не собирались сдаваться.
— Он помогал своим родным, всем своим близким, никогда не отказывал в помощи!
Душа встрепенулась: да, действительно, помогал: по мелочам, по хозяйству. Никогда никому не сказал «нет»! И с надеждой немного воспрянула. Бесы сгрудились в кучку и совещались: бескорыстная помощь приравнивается к милосердию, а милосердие – слишком весомый камень в пользу души. Но тут же полетели другие обличения:
— Украл! Оскорбил! Солгал!
— Это были единичные случаи, — как могли, парировали Ангелы, — он всегда глубоко переживал содеянное.
— А когда заставил жену сделать аборт?! Детей ему много показалось!
Ангелы скорбно застыли. Чем на такое ответишь? Нечем отвечать…
Бесы усмехались, злорадно потирали лапы:
— А говорите, не наша…
— Не отдадим! – встал между душою и бесами самый высокий Ангел. – Он много грешил, это так, но были минуты и покаяния.
— Только минуты! А каяться нужно было всю жизнь! Забираем! Наша душа!
Ужас обуял душу. Человек понимал, что никто и ничто ему не поможет, и даже усилия Ангелов не способны его защитить. Он поднял голову вверх и без всякой надежды посмотрел в далекое черное небо…
Незадолго до утра дочь вошла в комнату и увидела, что отец скончался. Она долго сидела на полу подле кровати, гладила руку отца и что-то тихо приговаривала. А затем взяла четки и, склонив свою голову, начала смиренно молиться:
— Мати Бога Живого, Пресвятая Богородица, спаси папу моего. Пресвятая Богородица, спаси папу моего.
Она молилась, а сердце плакало: чувствовала девушка, что нелегко её отцу…
Молитва лилась и лилась, нежная, добрая, просящая, а тонкие пальцы привычно перебирали бусины четок.
— Пресвятая Богородица, спаси папу моего…
Душа долго и скорбно смотрела в небо, уже не вслушиваясь в визжание бесов, и в то, что отвечали им Ангелы. Человек понял, что проиграл свою главную битву, и что никакие усилия светлокрылых существ не помогут ему. Хотел повернуться и что-то сказать, но в этот миг все вокруг осветилось, и издалека, из темной глубины, вдруг приблизилась Женщина. Она была столь тиха, величественна и прекрасна, что человек замер в блаженстве. Он узнал Её, потому что видел множество раз на той иконе, что висела в комнате дочери, и даже облачение было на Ней то же самое: пурпурное с зеленым. «Богородица!» – вымолвил он…
Матерь Бога Живого неслышно приблизилась, спокойно взглянула на Ангелов, что стояли в величайшем почтении, обожгла взглядом бесов, а затем протянула руку душе.
— Идем, чадо, — сказала Она. И столько глубокой красоты было в Её голосе!
Душа подала свою ладонь, не отрывая глаз от лика Пресвятой Богородицы, и сделала шаг. В то же мгновенье прямо под её ногой вдруг возникла ступень, за нею – другая, и отец прочитал: «Мати Бога Живого, спаси папу моего…» Он изумленно шагнул дальше, еще дальше, ступени поднимались ввысь, и на каждой было написано: «Пресвятая Богородица, спаси папу моего…»
Владычица Неба и Земли уводила смиренную душу. Разлетелись Ангелы. Исчезли бесы. Очистилось небесное пространство. И только ступени горели под ногами: «Пресвятая Богородица, спаси папу моего…» Они были бескрайними и поднимались высоко-высоко: туда, куда сама душа никогда не смогла бы дойти…