Поздно ночью в пустынной келье молился послушник. Он очень устал, натрудившись за день, и теперь торопливо проговаривал слова, спеша закончить длинное правило. Несколько раз сбивался, останавливался, а затем все так же быстро продолжал. И не видел того, как под окном выросла чья-то фигура. Непрошеный гость был огромным и стоял, наклонившись, прислушиваясь к каждому слову, а на его лице блуждала довольная ухмылка. Когда же он услыхал, что послушник перепутал слова молитвы, – толкнул плечом дверь и оказался внутри.
Хозяин опешил. Перед ним, смрадный и безобразный, стоял… дьявол.
— Ну, что? Доболтался? – мерзко ухмыльнулся гость.
Человек взмахнул руками, попятился в угол и упал, вжавшись в стену.
— Изыди, изыди! Прочь, прочь! – шептал он. Рука его поднялась, четки беспомощно повисли.
Дьявол оскалился, насмешливо покосился на четки и придвинулся ближе:
— Да нет, теперь без тебя не уйду. Мой ты!
Послушник замотал головой.
— Нет! Нет! Не твой! – в ужасе повторяли его губы.
— Как же не мой? Болтун ты! Всё скорее да быстрее, проболтать – и с плеч долой! Вставай, идем!
Лицо послушника покрылось испариной. Он пытался овладеть собой, но задыхался от отвратительного запаха, что распространял вокруг себя дьявол, и хотел отвернуться.
— Что нос-то воротишь? – вдруг гаркнул дьявол. – Слыхал я, как ты молишься! – и он начал поспешно проговаривать слова, передразнивая послушника.
Тот мучительно покраснел.
— Узнал себя? – издевался демон.
Да, послушник узнавал себя, и свою торопливость, и то, как путал слова. Но всё-таки он был тем, кто любил и почитал Бога, а потому поднял глаза и, почувствовав внезапную смелость, твердо сказал:
— Я – не твой! Я – христианин!
— Ха-ха-ха!!! – загоготал дьявол. – Христианин! Много вас, таких, по земле бродит!
Он сделал движение, и в один миг стена кельи распахнулась, и взору послушника открылся весь мир. Множество людей, обгоняя друг друга, куда-то спешили, торопились и путались. Напряженные, с уставшими лицами, они казались заводными игрушками.
— Вот они, — насмешливо скалился дьявол, — куклы человеческие. Все наспех, навскидку, да абы как… Ты думаешь, они успевают задуматься? Сделать что-либо глубоко и серьезно?
Послушник с тоской покачал головой: где уж тут успеть! А дьявол продолжал:
— Весь мир так живет: бегом, бегом. Наспех едят, наспех общаются с друзьями. А знаешь, как это называется? Дьявольское поспешение. А дьявольское – значит, моё!
И с этими словами он властно и требовательно протянул свою лапу:
— Вставай!
Человек задрожал. Он понял, что если сейчас, сию минуту, ничего не предпримет, то навсегда попадет в мучительную власть этих когтистых безжалостных лап. Но как же помочь себе, если даже молитва, это единственное средство, в его устах не имела спасительной силы? И вдруг…
Тихо, твердо и ясно он произнес:
— Отче наш!
Слова звучали отчетливо, и демон нахмурился.
— Да святится имя Твое! Да приидет Царствие Твое! – он произносил каждое слово: веско, медленно, глубоко, и та молитва, что уже тысячу раз была проговорена им бездумно, вдруг обрела новую силу. – Да будет воля Твоя…
Гостю стало нехорошо, он закрутил носом, не находя себе места. А когда послушник закончил молитву и все так же ясно и твердо отчеканил «Аминь!» — дьявол дернулся – и исчез.
В келье стало тихо. Обливаясь слезами, послушник подполз к алтарю и схватил икону Божьей Матери. «Простите, простите!» — шептали его уста. Он долго плакал, прося прощения, а затем открыл свое правило и медленно, спокойно и внятно начал его читать.
…Дьявол долго бродил по лесу, оглядываясь на хижину послушника. Прежде темная, сейчас она светилась огнем. То был жар молитвы, и даже отсюда, издалека, он жег демона нестерпимым пламенем. Он злился, сверкал зубами, но подойти ближе уже не мог…
