1. Бабушки.
Одно из самых ярких воспоминаний детства запечатлелось во мне навсегда…
Сильный туман. Он кажется косматым. Лохматым. И на расстоянии моей вытянутой ручонки ничего не видно. Мы идём с бабушкой Анной вдоль реки, которой теперь нет – она утонула в тумане. Я крепко держу бабушку за руку.
И вдруг прямо перед нами – волк! Огромный. Тоже седой, как туман. Только светятся глаза. Страшно ли мне было? Не знаю… Чувства куда-то делись…пусто…
Подобное ощущение, наверно, испытывал и волк.
Все трое – остановились. Волк отступил в туман и исчез. Будто растворился. Что говорила мне бабушка – не помню. Помню одно: пока её рука сжимает мою – мы в безопасности. Ничего плохого не случится. Потому что…волк просто не может не послушать бабушку, которая умеет сказывать сказки. А уж волк-то – в какой его сказке нет?! Бабушку слушать обязаны любые волки. Даже незнакомые!
Удивительно, но родителей ощущаешь, как реальность. Мама – родила. И дала этот мир.
А бабушка – она связующее звено с каким-то иным миром… Сказочным… запредельным.
Все знают, что если нарисовать шляпу – то это вовсе не шляпа, а удав, который проглотил слона. С мамой стол – обычный стол, на котором можно лепить пирожки или смазывать топлёным маслом блины. А с бабушкой – какой же это стол! Это – пианино. Но какое пианино – это почти Стейнвей! И под расчерченные на кухонном столе клавиши можно петь… Ах, как они звучат! Бабушкины пальцы уверенно бегут по столу, как по клавишам рояля, и я пою вместе с ней: «Ах, попалась птичка, стой! Не уйдёшь из сети!..» …или про другую птичку, что вьёт себе гнёздышко – «то соломку тащит в ножках, то пушок в носу несёт»…
И ведь оно звучало, наше пианино! И ещё как! Ни с кем другим из взрослых простой стол так бы не играл!
…Я держусь за мамину руку – мы идём, чтобы сесть в автобус. Автобус привезёт нас в город к другой бабушке, маминой маме – Екатерине.
Я погружена в свои мечты. О ком я думаю и с кем сравниваю себя? С Гердой! У старушки чудный сад из роз, спелые вишни…
– Как зовут тебя, милая девочка? – обращается ко мне наша попутчица.
И я отвечаю:
– Розочка!
Мама смотрит на меня с недоумением: что за причуда назвать себя другим именем? Но моя мудрая любимая мама имела привычку никогда не делать выводы за своего ребёнка. Потому она лишь тихонько спросила:
– Отчего так тебя зовут?
– У бабушки розы в саду. И я тоже в её саду расту!
Обе мы остались довольны ответом. Итак, я росла в бабушкином саду!
У бабушки Екатерины было пространство за домом, которое все почему-то называли огородом. Но как это царство можно назвать огородом? Не поворачивался язык! Сколько там цветов!
Заходим в дом – пахнет пирогами (ну, какая бабушка без пирогов?!), и каких только нет – с вишней, абрикосами, капустой!..
Захватив в обе руки по пирожку, я несусь в сад. В какое время года ни приедешь к бабушке Екатерине – всегда цветут у неё цветы. Так, наверно, выглядит рай!
Вот огромные георгины. Я им, по человеческим меркам, по пояс! Задираю голову, чтобы посмотреть на диковинные цветы, размером едва не с тарелку! Гладиолусы – как гладиаторы. Во всяком случае, мне казалось, что они очень похожи: стройные и высокие цветы – будто воины, выстроившиеся на арене амфитеатра… Тюльпаны на высоких ножках, будто чаши из разноцветного хрусталя. Но самые любимые – розы. Уж каких нет! Алые. Почти чёрные. Нежно-розовые. Хрустально-белые…
А ещё я любила крокусы. За то, что цвели они прямо на снегу. Приезжаешь к бабушке в конце зимы. Только открываешь калитку – а во дворе перед домом яркие пятна крокусов на белом снегу! Какие они стойкие, смелые… Они не боятся морозов…совсем как моя бабушка Катя.
Бабушка Катя вспоминает про войну. Войну она встретила с двумя детьми на руках – двухлетней Валей, мамой моей… и новорождённым сынком – моим дядей Виктором. Витя умер, прожив три с небольшим месяца.
– Что же Бог не сохранил его? Ведь он был маленький и хороший! И ничего плохого не сделал! – допытывалась я.
– Так ведь это в другой жизни мы получаем по заслугам: хорошему человеку – рай, плохому – ад. А на земле люди не так живут.
– А как люди живут на земле?
– На земле люди живут все вместе. И какой бы ты ни был хороший, а получишь то, что у всех. Что людям, то и нам. По-другому на земле не бывает!
Как часто по жизни приходилось мне вспоминать мудрые бабушкины слова: «Что людям, то и нам. По-другому на земле не бывает». Эти слова спасали меня от жизненных катастроф и помогали не задавать глупых вопросов.
И уйдя из жизни, обе бабушки – Анна и Екатерина – продолжают крепко держать меня за руки, не давая отчаяться, упасть, потерять веру.
Без бабушек – в детстве потеряны краски, а во взрослой жизни – поучиться не у кого. Тоска съест. Потому как все знают: разве бабушки когда отчаивались?!
2. Мама.
Мамочка ушла от меня на Небеса, когда мне было двадцать. Как бы я пережила потерю, если бы не уроки бабушек? Я бы так и спрашивала: «За что?» Но ведь… что людям, то и нам. По-другому на земле не бывает. Не я первая, у кого умерла мама. И я ничем не лучше этих людей, перенёсших такую же потерю.
В маме моей была удивительная любовь и уважение к семье, к своему ребёнку, к людям. Она всегда считалась с мнением другого человека и никогда не делала за него выводы. Я не помню, чтобы мама кричала на меня или на детей в школе – моя мама была учительница.
Однажды мы пошли с ней в магазин. Купили хлеб и конфеты. Я была очень довольна, вела маму за руку и рассуждала о чём-то… Важную нашу беседу перебили мамины знакомые, повстречавшиеся по дороге.
Остановились. Зашёл разговор. Как обычно, досталось свекровям! Уж и такие, и сякие… Мама молчала.
– Что ж, Валя, не жалуешься? Сор из избы выносить не хочешь?
Помню спокойный ответ мамы:
– А на что мне жаловаться? У меня свекровь – золотая.
Эти слова в один миг подняли маму в моих глазах на высочайший пьедестал: мама – другая! Она у меня – одна-единственная и нигде такой мамы больше нет!
Одна из женщин, видимо, задетая за живое, вдруг сказала:
– А вот посмотрим, как дочка математика и физика (то бишь, я) умеет считать!
Надо сказать, что на тот момент «дочке математика и физика» было года 4 от роду. Рано научившись считать и читать, я не испытывала трудностей в сих премудростях. Но поняв, что экзаменуют не меня, а маму – собралась со всеми силами детского сердца маму не подвести!
Об ту пору шло стадо коров. Огромное хуторское стадо бурёнок, которое подгоняли пастухи громким хлопаньем бичей об землю.
– Вот скажи, – начала меня испытывать одна из кумушек, – сколько у коровы ушек?
– Два! – не моргнув глазом, уверенно ответила я.
– Молодец! А ножек?
– Четыре!
Так мы посчитали у проходящих кормилец и головы, и глазки, и спинки, и ротики-носики… Дошла очередь до хвоста:
– Скажи, сколько у коровы хвостиков?
Ничтоже сумняшеся, я ответила:
– Два!!
Глубокое недоумение охватило взрослых! Начали считать снова – коровьи головки, ротики, глазки, ножки, копытца… Всё заново посчитано без единой ошибки. Но едва следовал вопрос о хвостах, как неминуемо следовал и ответ:
– Два!
Наверно, бились бы со мною мамины знакомые до вечерней зари, если бы мама, которая внимательно слушала сей странный счёт, ни проронив до сих пор ни слова, вдруг не вмешалась с одним-единственным вопросом:
– А почему ты так думаешь?
– Ну, посмотрите сами! Один хвостик у кровы гладкий. А другой – за ним снизу – лохматенький! Два ведь!
Математик и физик была удовлетворена: дочь всё посчитала верно! Как уж видела этот мир, так и посчитала!
Мама взяла меня за руку. И мы пошли… К великому моему счастью. Ведь в сумке лежали, скучая и давно дожидаясь меня, конфеты!
А женщины остались стоять на дороге, явно пристыженные. За всю долгую процедуру «экзамена» никто из них не удосужился спросить ребёнка, задать единственный вопрос: «А почему ты так считаешь?»
Мы редко спрашиваем ребёнка: а как ты видишь мир? Мы думаем, что маленький человек ошибается. А он имеет твёрдое обоснование так думать. И его ответ, кажущийся нелепым, безграмотным и смешным, может быть единственно верным. Ведь взрослый не всегда видит, какой барашек спит в нарисованном ящике, и не всегда понимает, почему надо пропалывать по утрам баобабы?
Но моя мама твёрдо знала: надо спросить. И ответ будет прост: чтобы баобабы не заглушили розы… как на маленьком астероиде Б-612.
3. Дедушка.
Мой дед Аким, папин отец, погиб на войне. А вот отец мамы – дед Иван, тоже прошёл войну, но остался жив. Работал он на железной дороге всю жизнь. В войну служил в железнодорожных войсках. А после войны стал диспетчером. Одно время он отправлял поезда… На углу здания вокзала висел большой колокол, в который должен был звонить мой дед, предупреждая пассажиров, что поезд вот-вот тронется…
Уже будучи взрослой, проходя каждый раз мимо колокола, я думала о том, что колокол помнит руки деда. А моя голова помнила одну историю…
Было мне лет 5. Мы приехали с мамой в Белореченск навестить бабушку с дедушкой. Дед Иван решил погулять со мной по перрону. Я была этим чрезвычайно довольна. Мы не просто погуляли по перрону. Мы поднялись на мост! Какой же он высоченный!!
Нынче я смотрю на мост – старенький и совсем невысокий. Но, может, он просто постарел?! А в молодости своей был выше?!
Во всяком случае, в пору детства мне казалось, что, стоя на мосту, особенно если встать на цыпочки, запросто можно дотянуться до облаков!
Внизу под нами проходил «налив». На железнодорожном языке это означало – поезд с наливными цистернами.
Стоя у парапета моста, я смотрела вниз. Настроение у меня было прекрасное! Надо мной – осеннее солнце и облака. На моей голове красовалась газовая косынка – подарок от бабушки Анны: по розовому полю по белым веточкам белые птички. Косынка лёгкая, прозрачная, воздушная… Короче, самая красивая на свете! А в руке я крепко держала пирожок, испечённый бабушкой Катей. Почему бы не быть хорошему настроению?!
В порыве чувств, я сорвала косынку с головы и стала махать уходящему поезду: «До свиданья-а-а, пое-е-езд!!» Своей косынкой я до облаков достану! Вот сейчас… Только поднимусь на цыпочки… Я потеряла равновесие и схватилась обеими руками за парапет … Косынка, драгоценный подарок бабушки Ани, стала медленно опускаться на уходящую цистерну. Туда же полетел и пирожок! В одну секунду я лишилась всего своего богатства!
Закрыв лицо руками, горько заплакала.
Дед Иван держал меня за воротник вышитого пальто – видимо, чтобы и я не улетела вслед за пирожком и косынкой! Его рука основательно меня встряхнула за шиворот:
– Держать надо было хорошо в руках пирожок! А косынку зачем сняла? Думать нужно, чтобы потом не реветь. Пирожок – птички склюют. Им тоже есть надо. Тебе пирожков мало у бабы Кати? Ну, а косынка… В следующий раз умнее будешь!
И повёл меня вниз.
Я надулась на деда. И не разговаривала с ним. Но старалась изо всех сил не плакать. А то устроит мне дома, как он любил говорить, «вытуленки из-за стола и гуляш по коридору»!
В детстве я побаивалась деда. То ли дело бабушки! Но с возрастом стала понимать… Это всё хорошо, когда тебя любят, целуют, рассказывают сказки, поют песни… Без сказки в жизни ребёнку туго. Но всё же, должен быть в семье хотя бы один из взрослых, кто трезво смотрит на жизнь, кто может тебя взять за шиворот, встряхнуть и сказать в нужный момент, пусть грубовато, но правду, которую заслужила.
А без этого и человеком не станешь!
4. Старший брат.
Я была у родителей одна. А как хотелось брата иль сестру!
Впрочем… брат у меня есть! Это я знала всегда. Сколько себя помню. Только живёт он не со мной. И его мне непременно нужно найти.
Вечерами, когда меня укладывали спать, после серии сказок, которые обязательно рассказывал мне на ночь папа, я закрывала глаза и притворялась, что сплю. Но на самом деле я мечтала: брат рядом. Я играю с ним. Мы часами беседуем.
Но где же он, мой старший брат, на самом деле?
Я подросла. Мой брат нигде не находился.
Вот и в школу пошла. Там я узнала, что есть на свете большие карты. Вон какие громадные – на всю стену… И я тоже составляю карту. Карту неведомой страны — Страны Счастья. Так я назвала её. В этой стране живёт брат. И с помощью карты я, конечно же, найду его!
Старательно я вырисовывала на своей карте реки и горы, подписывала названия… У меня тут и Молочная река с Кисельными берегами, и Лимонадное озеро, Зефирные горы… Я твёрдо знала, что в Стране Счастья по берегам рек и озёр рассыпаны карамельные да леденцовые разноцветные камушки… А самый центр страны был засажен моими любимыми розами – самыми яркими и разными. Но больше было, конечно, красных…
Шли годы. Вот я уже взрослая. Я спрятала свою карту в один из фотоальбомов. Детские грёзы! К чему они взрослому человеку? Но нет-нет – вдруг охватит сердце какое-то волнение: вот в дверь постучат… Я открою. А мне скажет человек: «Здравствуй, сестра! Я твой брат. И я тебя нашёл.»
Я стала мамой и родила третьего ребёнка. Конечно, горевала, что моя мама не видит внуков. И однажды сказала папе: «Как хорошо! Смотрю – трое сидят рядком! Плохо, что у меня не было брата или сестры!»
– Брат у тебя был.
– Как это? У меня был брат?
– Да, старший. Но у мамы случились преждевременные роды. Он родился слишком рано, и врачи не смогли его спасти.
Значит, я не зря всегда чувствовала, что у меня есть старший брат! Так и было на самом деле…
Те, кто от нас ушёл, умершие родичи, друзья, неразрывно связаны с нами. Вот только легче тем, кого мы точно знали и помним. С ними крепка связь, которую бережёт наша память. Те же, кто умер рано, кто не успел на земле сделать даже единого вдоха, тоже помнят и знают нас. Но мы их не знаем. И потому не помним. А душа тоскует…
С тех пор я ежедневно поминаю своего старшего брата в заупокойных молитвах. Душа моя не скорбит уже. И не ждёт, что кто-то, родной и неизвестный, постучит в окно или в дверь. Да, конечно, мы встретимся. Но это будет позже. А пока… мой старший брат рад, что я его знаю, люблю и помню о нём.
