Маркиз де Кюстин путешествовал по России в 1839 году. Он написал книгу о своём путешествии по России, которая имела колоссальное количество прочтений… и самые разные отзывы читателей: от неописуемого восторга до неописуемого возмущения и гнева. Книга очень задела самолюбие русских. Де Кюстин не был врагом России. Но многое в Росссии ему не нравилось. О чём он откровенно высказался. Но если прочитать книгу со смирением, оставляя недоброжелательные эскапады на совести автора (в конце концов, у каждого человека право: иметь своё мнение, а на вкус и цвет товарищей нет), можно найти в книге много полезного для себя… Того, что откроет нам глаза на наши извечные грехи, которые мы умудряемся сохранять при любом политическом строе! Они были у нас при князьях, при царях и императорах, при буржуазной демократии, при социализме, сталинизме, при «хрущёвской оттепели» и в годы Брежнева, в перестройку и при капитализме… Остаются они не тронутыми, потому что мы обычно сердимся, когда нам на них указывают. Давайте всё же попробуем услышать в словах недруга то, что может быть для нас не просто полезным, а спасительным. Ведь похвала не всегда помогает избавиться от недостатков. Так что, у критики есть своя благая роль.
Не будем обращать внимание на эмоции маркиза де Кюстина, который в порывах негодования или тоски называл град Петра «оштукатуренной Лапландией» или «оштукатуренным болотом»! Обратимся к сути. Можно, конечно, заносчиво сказать: пусть посмотрит на своих французов и на свою Европу! Ничем они, дескать, не лучше нас, вот пусть нам и не указывают. Но при таком подходе к делу воспитания национального характера (а он должен целенаправленно воспитываться от поколения к поколению) мы потерпим поражение. И вечные наши беды не покинут нас. Итак, воспримем критику по-христиански!
Что более всего неприятно поражало маркиза на протяжении всего его путешествия по России – так это «рабское мышление, не лишённое в то же время барской заносчивости», «смесь самоуничижения и надменности». Особенно им страдали (только ли тогда?!) в России, по мнению Кюстина, чиновники, всяческое начальство и лица, приближённые ко двору. Никогда не имея своего мнения, никогда не переча вышестоящим, эта категория россиян всегда была готова рабски лизать сапог властителя и потом, в отместку за свою же собственную низость, пинать этим же сапогом тех, кто стоял в иерархической лестнице на ступеньку ниже.
Россияне очень гордились, ежели у них где-нибудь работали иностранцы. Почему-то русским казалось (и до сих пор кажется, может быть?!), что это очень престижно: иметь у себя на работе иностранца. Ну а маркиз де Кюстин знает, что «иностранцы всегда сбывают в Россию лишь тех, кого не хотят иметь у себя»! Что ж… поблагодарим маркиза за откровенность и неплохо было бы это себе намотать на ус!
Однажды Екатерина 2 пожаловалась на ужасный климат Петербурга. На что один из вельмож ей ответил: «Не вина милостивого Господа, государыня, если люди из слепого упорства строят столицу великой империи на земле, предназначенной природой служить логовищем для волков и медведей». Обратим внимание на эти слова! Очень часто мы проявляем невиданное упорство, чтобы сделать что-нибудь наперекор природе, желаниям народа, здравому смыслу… И когда пожинаем, естественные в таком случае, несчастья – либо жалуемся на Бога, либо начинаем умничать: мол, Господь справедливо грешников покарал, Господь наказал… Меж тем, Господь вообще ничего не делал нам, а всё делали мы сами! И о последствиях умные люди нас предупреждали! Так мы строим рукотворные моря, где их не должно быть; ставим промышленный объект, ну, например, на Байкале; затрачиваем огромные ресурсы на олимпиады, которые вряд ли когда себя окупят… и прочее, и прочее… Не вина милостивого Господа, если люди из слепого упорства это всё творят.
Путешествующего маркиза поражало то, что в России не видел он весёлых лиц. Даже согнанные на народные гулянья люди дежурно веселились, а едва их отпускали домой, как их лица, глаза принимали привычное выражение: смесь вечной неизбывной тревоги за будущее, озабоченности завтрашним днём, страха и уныния, печали, озлобленности и сарказма… То же самое наблюдал и хозяин гостиницы на таможне: русские покидают Россию и веселятся, как школьники на каникулах. А когда возвращаются из-за границы домой – становятся очень сосредоточенными, тревожными, беспокойными. Плохо дело, когда люди покидают родину с радостью, а возвращаются домой с печалью и страхом. «Страх неразрывно связан с печалью». Административная машина в России лишает людей свободы. Люди живут под вечным гнётом страха самой разной породы.
Путешествие Кюстина в Россию началось с непонятной задержки на таможне. Потом всё прояснилось: «появился начальник над начальниками». «Россия – страна совершенно бесполезных, бессмысленных формальностей». Удивительно, но мы жалуемся на это до сих пор! Когда же Кюстин наконец пересёк границу России, его поразил вид «невероятной нищеты, которая уродует род человеческий». Происхождение этой нищеты – бесчеловечное отношение к людям чиновников. «Вы – русский, — сказал я, — неужели вы так мало любите свою родину, что не скажете министру внутренних дел… как необходимо это всё изменить!» Увы! Страх не даёт говорить. А если и найдётся смельчак и скажет – кто же послушает его? Неужто чванные чиновники прислушаются к голосу народа?! Зато чиновники очень любят «екатерининского гуся», «потёмкинские деревни» и вообще «всё показное, всё, что блестит:… золочёные шпили соборов…площади, украшенные колоннами»… и прочее.
Маркиз отмечает одну черту, упорно повторяющуюся в России: великие стройки не улучшают жизнь простого народа, не увеличивают доход людей за счёт выгодных рабочих мест, но, напротив, убивают народ, как убивали, например, рабов труды на плантациях. И это вовсе не тревожит начальство. Что поделать?! Мы в оправдание себе даже пословицу выдумали: «лес рубят – щепки летят». В роли щепок – всегда народ. И это было не только во времена Петра Великого. Это состояние не вызывает сколь-нибудь ощутимого (для верхов) протеста. «Весь русский народ от мала до велика опьянён своим рабством до потери сознания». «Здесь можно двигаться, можно дышать не иначе как с царского разрешения или приказания. Оттого здесь всё так мрачно, подавленно, и мёртвое молчание убивает всякую жизнь». В России почти нет развлечений для собственного удовольствия. «Если в России молчат люди, то за них говорят камни. Я не удивляюсь, что русские боятся и предают забвению свои старые здания. Это – свидетели их истории, которую они чаще всего хотели бы возможно скорее забыть». Так царь Павел хотел забыть о матери, царь Александр – о своём убитом отце, большевики хотели забыть о царях, Сталин – о Ленине, Хрущёв о Сталине, Брежнев – о Хрущёве, перестроечники – о коммунистах и Советском Союзе, нынешние православные – о безбожниках, к коим имели несчастье относиться их собственные деды и бабушки… И нет конца порочному кругу. Оказывается, участь дома Ипатьевых, снесённого при Ельцине, была заложена давно: от истории надо избавиться, а о ней говорят камни (поскольку часть людей перебили, а остальные — боятся).
«Страсть блистать обуревает русских». Кюстина не раз поражало, что, допустим, цветы в комнате расставляют не так, чтобы было уютно, удобно и приятно в доме, но так, чтобы цветы видны были прохожим с улицы и вызывали удивление! «Народ без свободы… не имеет разумных чувств…» Если человек лишён в собственном государстве свободы, его сознание требует заняться какой-нибудь показухой, лишь бы как-то заявить о себе. Правительство склонно утешать свой народ. Так и до сих пор: например, утешить пенсионеров или многодетных, или инвалидов какими-нибудь доплатами и дотациями. «Утешение – не счастье, а целительное средство, свидетельствующее о болезни». «При таком положении вещей роскошь уже не может быть терпимой и не заслуживает никаких оправданий». Пока народ нищ – любые увеселения или шикарные новостройки аморальны. «Стоит только вспомнить о взаимоотношениях разных классов населения, о том, как грубы их нравы и как тяжелы условия жизни, чтобы сразу увидеть под возмущающим великолепием подлинное варварство». «В государстве, в котором не существует среднего класса, всякая роскошь должна быть запрещаема, так как она может быть объясняема и оправдана лишь в благоустроенных странах…» Сейчас у нас много говорят о среднем классе. Но под ним имеют в виду лишь мизерную часть населения, которая стоит на ступеньку ниже после олигархов. Извините, среднему классу должно состоять из большинства населения. Это простые люди – крестьяне, рабочие, служащие, интеллигенция. У нас же в России они, по традиции, практически во все времена, за редким исключением, оставались и остаются нищими. Потому, считаю утверждение Кюстина о том, что роскошь и увеселения в такой стране преступны, — совершенно истинными и актуальными и по сей день. «Первым результатом цивилизации является то, что она облегчает материальные условия жизни». У нас сие наблюдается разве что в столицах. И то на главных улицах!
На умных у нас смотрят с подозрением. «Он — серьёзный человек, — стало быть, может быть опасным». В результате: «Россия – страна фасадов. Прочтите этикетки – у них есть цивилизация, общество, литература, театр, искусство, науки, а на самом деле у них нет даже врачей. Стоит заболеть, схватить лихорадку, и приходится самому себя лечить…» Последние слова, если читать их без спасительного чувства юмора, — могут сильно удручить современного читателя: как особенности России постоянны и неизменны!
Каков результат всего этого возможен в обозримом будущем? Удивительно, но наше самодержавие было обо всём предупреждено! «Какой взрыв мести против самодержавия готовит это добровольное самоуничижение трусливой аристократии?!… В России вспыхнет революция, гораздо более страшная, чем та, последствия которой Западная Европа чувствует ещё до сих пор». Вот ведь как… И революцию предсказали, и указали, кто её начнёт! Не забитый народ, а именно аристократия. Что и случилось в феврале 1917 года. Отчего же мы и после этих предупреждений выдумываем в своё оправдание разные басни? Мы говорим, что революция – это кара Божья, это рок, висевший над Романовыми, это месть бесов или мирового сионизма… А оказывается всё просто: «Не вина всемилостивого Господа, если люди из слепого упорства» не хотят слушать умных советов или делиться народными богатствами с другими слоями населения – более низкими, по их понятию. А бесы или мировой сионизм… Ну а почему не воспользоваться чужой гордостью и глупостью? Это так естественно… Но увы, ещё Кюстин отмечал страсть русских всё как-нибудь мистически объяснять. Поэтому и революцию объясняют нынче с позиции мистики, но не здравого смысла. Кроме того, в России власти обычно превозносят далёких предков и поносят непосредственных предшественников. То, что делали непосредственные предшественники – ныне властвующие стараются уничтожить, вытравить из памяти народа. Есть у Кюстина и ещё одно зловещеее предсказание, которое тоже, увы, сбылось… «Я не упомянул ещё одного класса, представителей которого нельзя причислить ни к знати, ни к простому народу: это сыновья священников. Из них преимущественно набирается армия чиновников – эта сущая язва России. Эти господа образуют нечто вроде дворянства второго сорта, дворянства, чрезвычайно враждебного настоящей знати, проникнутого антиаристократическим духом и вместе с тем угнетающего крепостных. Я уверен, что этот элемент начнёт грядущую революцию в России». Увы, что потом и случилось – вспомним революционеров-разночинцев, среди которых было невиданное количество детей священников и выпускников духовных семинарий. Именно они и положили начало армии воинствующих безбожников. Вряд ли вера в Бога могла ужиться в столь сломанном духе – сломанном хроническими жизненными трудностями, нищетой, бесконечным унижением. «Нужно побывать в России, чтобы узнать, до каких размеров может дойти пренебрежение богатого к жизни бедного»…
« Русский народ… чаще всего безысходно печален – так глядит затравленный, опутанный сетями зверь». «Внутренний вид жилищ так же печален, потому что, несмотря на роскошь передних покоев… отовсюду из тёмных углов выглядывает домашняя грязь и глубочайший азиатский беспорядок». Надо сказать, что беспорядок – тяжелейший грех, который нарушает одну из первых заповедей, данную человеку ещё в раю: беречь и возделывать землю и всё, что на ней. «Даже коляски, вывезенные из Англии, скоро теряют свой шик на мостовых Петербурга и в руках русских кучеров».
Ныне нередко на экранах телевизоров можно увидеть и услышать выступления сатириков и народ в зале, весело смеющийся над своею недалёкостью. Известна сатирой и литература царского периода. Меж тем читаем: русский ум «скорее иронический, чем созидательный. Насмешка – отличительная черта характера тиранов и рабов. Каждый угнетённый народ поневоле обращается к злословию, к сатире, к карикатуре. Сарказмом он мстит за вынужденную бездеятельность и за своё унижение».
Маркиз отмечает, что на улицах люди мало гуляют, а чаще спешат. Мало людей посещают кафе. Люди редко что делают для своего удовольствия. Они слишком озабочены проблемами, слишком хронически усталы, слишком тревожны и лишены покоя, слишком думают о завтрашнем будущем, чтобы в своё удовольствие гулять по паркам и бульварам или кушать в кафе пирожные. Они, в конце концов, слишком нищи, чтобы иметь возможность отдыхать. Начальство любит периодически устраивать показные народные гулянья или радостные шествия. Народ вынужден из страха принимать во всём этом участие. «Они лгут с таким невинным и искренним видом, что положительно приводят меня в ужас». «Страх никогда не сможет стать душою правильно организованного общества, ибо он не создаёт порядка, а только прикрывает хаос». «Россия, думается мне, единственная страна, где люди не имеют понятия об истинном счастье. Во Франции мы тоже не чувствуем себя счастливыми, но мы знаем, что счастье зависит от нас самих; в России оно невозможно». «Те, кто обманывают своих ближних, представляются мне отравителями, и, чем выше занимаемое ими общественное положение, тем они виновнее в моих глазах». «Вот почему я… не мог наслаждаться от всего сердца зрелищем, ласкавшим, помимо воли, моё зрение». «Недостаёт одного лишь – веселья. Нельзя веселиться по команде».
«Не верю я и в честность мужика. Меня с пафосом уверяли, что он не сорвёт ни одного цветка в садах своего царя. Этого я и не думаю оспаривать. Я знаю, какие чудеса творит страх». Увы, существует подтверждение и этому рассуждению французского маркиза. Достаточно вспомнить, как жгли мужики барские усадьбы или расстреливали за галстук интеллигента прямо на улице во времена революции и гражданской войны. Это было страшно.
Что же, скажет читатель, ничего не нашёл хорошего в России путешествующий маркиз? Отчего же! Де Кюстин пишет: «Тягостное чувство, не покидающее меня с тех пор, как я живу в России, усиливается от того, что всё говорит мне о природных способностях русского народа». Увы, большинство способностей остаются нереализованными.
Есть и ещё одна страшная особенность, которая из царской России удивительным образом перекочевала в Россию социалистическую и далее. Кюстин описывает праздник в Петергофе, куда было приказано съехаться народу для веселья и общенародного гулянья. Но сильный ветер в Финском заливе опрокинул много лодок. Огромное количество простых людей погибло. К ужасу маркиза – об этом почти ничего не сказали газеты. Они либо вообще ничего не печатали, либо напечатали пару строк, на которые никто не обратил внимание. Почему? «Газеты будут молчать о несчастье, ибо говорить о нём – значит огорчить императрицу и обвинить императора». Чтобы объяснить случившуюся трагедию, можно воспользоваться обычным русским шаблоном для объяснений: грешны были, за грехи и пропали. Или другой шаблон: «Во всём виноват Господь Бог, забывший Свои обязанности по отношению к императору». Вообще в России: «Лгать здесь — значит охранять престол, говорить правду – значит потрясать основы». Молчание о катастрофе представилось путешественнику более страшным, чем сама катастрофа. Если в России и говорят о предметах важных – «то только на ушко и в четырёх стенах». «России приказано не говорить о том, что может взволновать государыню. Таким способом ей дают возможность жить и умереть, танцуя. «Ах, это огорчило бы её! Молчите». Поэтому тонут дети, друзья, родные – и никто не смеет плакать. Здесь все слишком несчастны для того, чтобы жаловаться». «Русский народ – нация немых». «Смотрите, не проговоритесь! Последняя фраза – неизбежный припев в устах русского». «Если бы в жизни светского общества было меньше роскоши и неги, положение простого народа внушало бы мне меньше жалости. Богатые здесь — не сограждане бедных».
Нынче у нас повальное засилье английского языка, иностранного жаргона. Одежда молодёжи испещрена надписями на иностранных языках или измалёвана чужими флагами. Игрушки – тоже не наши. В моде иностранные мультфильмы и фильмы. Высший престиж – провести отпуск за границей. А то и вовсе туда уехать. Некоторые, конечно, бегут из России от великой бедности. Боятся пропасть. Их мы не судим. Но подавляющее число уехавших сейчас, уехали, потому что модно покидать родину. Наша Родина дремуча, а мы – цивилизованные! И опять же читаем у маркиза де Кюстина об этой беде… нынешней современности! «Чтобы народ мог достигнуть всего, на что он способен, он должен не копировать иностранцев, но развивать свой национальный, одному ему присущий дух». В противном случае, страна погибнет.
Никто из людей, стоящих у власти, не может и не должен принимать на себя обязанности Господа Бога, решая, каким быть каждому человеку в его народе… Вплоть до того, чтобы указывать, когда человеку можно открыть рот и сказать слово, а когда молчать подобно бессловесной скотине или рыбе. Человек – будь он монарх или президент – не Бог. И потому не имеет права владеть другим человеком.
На этом закончу обзор первой части книги маркиза де Кюстина «La Russie en 1839». Повторюсь, что если смотреть на книгу по принципу «сам дурак», то лучше её и не читать. Потому что кроме озлобления ничего, в таком случае, не найти. К тому же, в наше время Франция показала миру, как иной раз неправильно и опасно понимается «свобода» и сколько беды эта неправильно истолкованная свобода может принести народу… и не одному. Но это их, французские, проблемы! Если отнестись по-христиански к критике маркиза, то мы непременно задумаемся: да что же такое?! При любом политическом строе Россия не меняется, и наш народ все свои основные грехи сохраняет в нетленном виде. Не в этом ли корень наших бед? И помогут ли нам в таком случае революции либо, напротив, изыскивание нового монарха? Когда причина внутри (а тем паче, внутри ума и души), изменение внешнего не поможет. Есть такая докучливая сказка у русского народа. Её можно найти в сборнике пословиц и поговорок Владимира Ивановича Даля. На ней пока и остановимся.
Сказка: Около меня свищет. Я туда – свищет, я сюда – свищет… Беда, думаю! Влез на берёзу, сижу – свищет! Ан это у меня в носу…
Книгу читать грустно. В ней много предвзятого отношения к русским и к России. Иногда становится даже жалко маркиза: он совершенно погрузился в отрицательные эмоции и так и не увидел много хорошего, путешествуя по русской земле. Но лучше для нас всё же не обижаться, а проанализировать: что же больше всего раздражало иностранца во время его путешествия? И мы выделим группу грехов, недостатков, которые, увы, будем честны, присущи России! Именно эти недостатки мешали бедному путешественнику разглядеть достоинства, поскольку грехи таковы, что мешают нормально жить. Или даже делают жизнь невозможной.
Что более всего воодушевило вернувшегося домой маркиза? Хорошие дороги и чистота в домах, образцовый порядок. К сожалению, мы и сейчас сталкиваемся с ужасными дорогами и грязью, разбросанными по полям, дворам, улицам полиэтиленовыми пакетами… Это есть грех против одной из двух первых заповедей, данных человеку ещё в раю. Господь поручил человеку обихаживать землю, любить её, быть хозяином и пастырем добрым для всей нашей планеты. Следовательно, это не только наше личное дело: чисто или грязно у нас во дворе. А ведь когда татары пришли на Русь русские летописцы писали в ужасе, что пришедший народ … вытирает руки об одежду! По всей вероятности, не всегда русичи были неряшливы и равнодушны к порядку. Конечно, проще всего обвинить татар! Это, мол, от них мы переняли грязь… Но дело, по всей вероятности, обстоит куда хуже. «Нечистоплотность … свидетельствует о нравственном падении… является результатом и душевных, и физических недугов. Это и порок, и болезнь в одно и то же время». Главная беда, совершенно ломающая человека – долгое горе, отчаяние, страх. Человек не может продолжительно находиться в этом состоянии без вреда для себя. Вспомним Святое Писание: счастье — что исцеляюще лекарство, горе и беда – что иссушающая болезнь. Часто приходится слышать комментарии к советским фильмам: откуда в советских людях было столько уверенной радости? Именно в это время советские города поражали иностранцев чистотой вымытых улиц и метро. В людях жила уверенность в завтрашнем дне, что сказывалось и на отношении людей к быту — при всех недостатках советского строя. Видимо, чистота и порядок очень тесно связаны с душевным спокойствием и верой в прочное будущее.
Астольф де Кюстин видит начавшиеся духовные проблемы со времени Петра 1. Именно с этого времени, считает маркиз, в русском национальном характере появилась подобострастная черта: выслужиться перед начальством. А чтобы угодить начальству и победить, заняв подобающее место под солнцем – надо чем-то поступиться. А именно: своей личностной свободой. Долго так человек жить не может. Если выдерживают родители, преследуя свою цель, то их дети или внуки обычно сокрушаются, ломаются. Человек не может жить без свободы, которая ему ДАРОВАНА ГОСПОДОМ. Пребывая долго в противоестественном рабском состоянии, теряя свою личность, человек, в конце концов, либо бунтует, либо перестаёт быть человеком. И ничего иного, третьего для большинства просто нет!
Именно таковы причины, скажем, того же восстания декабристов. К нему по-разному относятся и простые верующие, и святые, попрекая, обычно, декабристов за восстание против царя. Надо сказать, что для восстания почву подготовили дворцовые интриги, которых мы здесь касаться не будем. Но их оказалось предостаточно! Главное, что декабристы пытались восстать против рабства, в которое были погружены все слои населения, начиная с аристократии, не смеющей думать по-своему, и кончая несчастными крепостными. Кроме того, декабристы – участники освободительной войны 1812 года. Они увидели Европу, сравнили жизнь там и тут. И были поражены разницей! И не в пользу России. Восстание и гибель людей на Сенатской площади (убитых, а то и тяжело раненных, по воспоминаниям очевидцев, просто сбрасывали в проруби Невы, чтобы не возиться с рытьём по морозу могил или, тем паче, не лечить ещё живых; погибли не только солдаты, но и прохожие, случайно оказавшиеся рядом с площадью, и поддерживающие восставших гражданские лица, женщины, дети: погибло 150 детей, 79 женщин, 930 человек черни; а всего -1271 человек) – это само по себе ужасно. И, конечно, не оправдывает ни восставших, ни законную власть. Тот же Кюстин повторяет извечную истину: дороже человеческой жизни ничего нет. Однако, после подавления восстания, началась жесточайшая царская месть, месть, смешанная с греховным сладострастием. Духовный переворот в уме французского путешественника начался с письма Екатерины Ивановны Трубецкой.
Письма Екатерины Ивановны переписывались от руки и тайно читались в великосветских салонах. Далее этого дело, однако, не шло: поужасавшись и поплакав, русская аристократия танцевала на балах и дальше, не смея высказать царю своё мнение. В нашей современной России о декабристках знают мало. В советское время это тема была достаточно затаскана и потому к ней тоже относились равнодушно. Да, были такие: поехали за мужьями в Сибирь. И что? Ну, поехали и поехали…
Их было 11. А всего было осуждено 597 человек. Так что жён было куда более, нежели 11. Император Николай 1 написал разрешение (о всесильный царственный росчерк!) всем женщинам развестись со своими мужьями, поскольку последние отныне осуждены на пожизненную каторгу; причём развестись безо всяких проблем и последствий для себя. Одиннадцать женщин царственному указу не подчинились. Они написали письма царю о Божьем установлении, о нерасторжимости брака и о необходимости им ехать за своими мужьями. Их было: девять замужних и две – невесты-француженки, обвенчавшиеся со своими женихами уже в Сибири. Екатерина Ивановна была первая, кто уехала. За ней последовали другие. Кроме жён, было ещё 7 женщин – матери и сёстры заключённых.
Из письма Трубецкой от 14 января 1827 года: «Церковь наша почитает брак таинством, и союз брачный ничто не сильно разорвать. Жена должна делить участь своего мужа всегда – и в счастии, и в несчастии; и никакое обстоятельство не может служить ей поводом к неисполнению священнейшей для неё обязанности…» К этим словам любые комментарии излишни. Император не простил жёнам декабристов подобных отповедей, несмотря на то, что, к примеру, Екатерина Ивановна приносила искренне «живейшую благодарность к государю-императору», «облегчившему горе несчастного моего Друга, позволив ему иметь отраду в жене». Слово Друг написано с большой буквы. И не раз в письмах встречается написание слов с большой буквы, когда речь идёт о муже! Похожие слова произнесла и другая женщина – Александра Григорьевна Муравьёва. Ей было всего 23 года. Именно ей А. С. Пушкин для своего друга Пущина передал стихотворение «Во глубине Сибирских руд…» И сказал: «Вы – святая женщина!» В ответ услышал тихое: «Я только жена».
Из тюрьмы муж писал Муравьёвой – просил прощения. На что она отвечала: «Мой добрый друг, мой ангел… ты просишь у меня прощения…В течение трёх лет, что я была замужем, я не жила в этом мире – я была в раю…. Счастье не может быть вечным… Не бойся за меня, я всё вынесла… Я самая счастливая из женщин»…
«20 января 1827 года Екатерина Ивановна сдала по описи все ценные вещи, украшения, деньги… И оставшись безо всяких средств, отправилась в Нерчинские рудники. Благодатский рудник – место каторги восьми декабристов. Это была одна улица с убогими домишками. Трубецкая и догнавшая её в пути Волконская (Марии Николаевне было 25 лет) сняли покосившуюся хибару со слюдяными оконцами. «Проснёшься утром зимним – волосы примёрзли к брёвнам», — напишет в письме Екатерина Ивановна. Когда Трубецкая увидела впервые мужа в кандалах – через щель забора – она упала в обморок. Ухаживали Трубецкая и Волконская не только за своими мужьями, но за всеми заключёнными рудника. Из своих тёплых сапог Екатерина Ивановна сшила шапку одному заключённому, которому грозила гибель от мороза. Сама же ходила в каких-то башмаках… И в конце-концов обморозила себе ноги. Долго потом лечилась. Еда княгинь – маленький кусочек чёрного хлеба и квас. Ужина не было вообще. На обед – совсем немного супу и каши. Это при морозах минус 40 и ночлеге в ледяной хибаре! После каждого свидания приходилось княгиням снимать с себя всю одежду (при таком холоде) и вытряхивать клопов и вшей, чтобы не занести в свою избушку страшных постояльцев. Когда гнали по весне-лету арестованных, Трубецкой срывал цветы и оставлял на тропинке. А когда конвоиры уже угоняли заключённых далеко, Екатерина Ивановна со слезами подбирала букет.
В сентябре 1827 года заключённых перевели в тюрьму Читы. Здесь были условия намного лучше (относительно Благодатского рудника, конечно). Для женщин построили маленькие домики из брёвен – Дамская улица. 1 августа 1829 года с заключённых сняли 6-килограмовые кандалы. Бестужев, умелец на все руки, сделал из них украшения для всех женщин – нательные крестики, обручальные кольца, браслеты. Жёны требовали, чтобы их поселили с мужьями в камерах. Разрешили. В камерах было так темно, что в полдень, писала Трубецкая, без свечей не было ничего видно. Там в тюрьме у Александрины Муравьёвой родилась дочь Сонечка. Бестужев сделал малышке куклу. Эту куклу потом попросила поцеловать умирающая Александра Григорьевна. Умерла она в 28 лет от роду в 1832 году. Никита Муравьёв стал седым за одну ночь. Потом он и Бестужев построят по своим чертежам часовню над могилой Александрины. И ещё 37 лет в этой часовне будет гореть негасимая лампада. Об Александре Григорьевне вспоминали: «Она — воплощение любви». Ангел-хранитель заключённых.
У Трубецких был бездетный брак. Много лечилась по заграницам Екатерина Ивановна, но толку от докторов не было. И кто бы мог подумать, но в Чите она безо всякого лечения родила в 1830 году дочечку Сашеньку, Александру. А потом ещё и ещё. Восемь или девять детей родилось у Трубецких. Но выжило четверо: сын Иван и три дочери – первенец Александра, Елизавета, Зинаида.
В 1835 году их перевели на поселение. И новая беда: далеко на много-много вёрст не было врачей и лекарств. Лишь лес, волки и медведи. Дети болели. Тогда Екатерина Ивановна написала императору письмо с просьбой… разрешить поселиться куда-нибудь поближе к земскому врачу, чтобы лечить детей. Это было её второе обращение к императору за 15 лет. Царь отказал. И возмутился, что ему посмели вторично (за 15 лет!) доложить о Трубецких. Именно это письмо и показали Кюстину, в надежде, что он за границей скажет что-нибудь в защиту несчастных.
Кроме своих детей, у Трубецких жили ещё трое – сын Кучевского и две дочери Кюхельбекера. Трубецкая, зная, что дети будут крепостными, всё равно старалась дать им блестящее образование: сама учила их грамоте, языкам, музыке, пению. Потом о ней скажут, что глаза у неё были – «сияющие божьей правдой».
Перед смертью мать, графиня Лаваль-Трубецкая, купила для дочери в предместье Иркутска, в Знаменском, дом с видом на Ангару из 14 комнат. Дом Трубецких стал своим для всех голодных и нищих. Немало поголодав в Сибири сама, Екатерина Ивановна никогда никому не отказывала в куске хлеба и приюте. Она не дожила до царского манифеста 2 года, скончавшись от рака лёгких. Гроб её несли монахини Знаменского монастыря. Там же, в монастыре её и похоронили.
Кроме Александры Муравьёвой и Екатерины Трубецкой в Сибири погибла и Камилла Ивашева, обвенчавшаяся со своим мужем уже в Сибири. А вот Александра Давыдова дожила до 93 лет! Почила, окружённая большой семьёй. Умирали и мужья. Умерли Юшневский и Ентальцев. Но их жёнам Николай 1 не разрешил вернуться из ссылки! Они продолжали отбывать каторгу за умерших мужей…
Мария Волконская вспоминала, что ждала чуда через 5 лет, через 10, через 15… Но когда прошло в Сибири 25 лет, она уже ни о чём не молила Бога, как об одном лишь – чтобы Господь вызволил из Сибири детей и не позволил царю сделать их крепостными. Сонечка Муравьёва выжила. (Вообще Муравьёвы потеряли пятерых детей: две девочки умерли в Сибири, а сын и две дочери, оставшиеся в Петербурге, умерли от скарлатины и дифтерии). Власти дали Софье фамилию – Никитина (с фамилией отца было запрещено детям покидать Сибирь или поступать куда-нибудь учиться даже в сибирских городах). И поместили в пансион. Пансион был под патронажем императрицы, которую все обучающиеся девочки обязаны были звать maman. И только Софья никогда так не называла императрицу. Тихо, но твёрдо она отвечала всем: «Моя мама умерла. Она похоронена в Сибири. Её звали Александра Григорьевна Муравьёва».
Нынче у православных ностальгия: «Ах! царь! Хотим царя и молимся!» Не повторите библейскую историю, когда евреи, споря с Богом, требовали царя! Нужно ли самодержавие сейчас – не столь важный вопрос. Куда более важно молиться о том, чтобы Бог послал человека, СПАСИТЕЛЬНОГО ДЛЯ РОССИИ. А будет он царь или нет – вопрос второстепенной важности. Зацикленность православных на царском самодержавии – коварная идея, подкинутая простодушным людям извне с определённым расчётом.
Узнав об ужасной судьбе декабристов и о жесточайшей мести царя по отношению к их жёнам, родителям, детям, — иностранец был в ужасе. Письмо Трубецкой перевернуло его сознание. Маркиз Кюстин, прочитав вышеназванное письмо, скорбно писал: «За них протестовали человечество, христианская религия… но протестовали совсем тихо и неслышно». Как это обычно и бывает! А кроме того, обывательское сознание особо и не хотело протестовать, недоумевая: Трубецкая может ведь сама вернуться в Питер! Что же сидит в своей Сибири?! Обывателю невозможно втолковать, что женщина всерьёз может думать так: брак дан от Бога и он – нерасторжим. А кроме того – куда поедет мать от своих больных детей…крепостных?
Путешествуя по русским дорогам, Кюстин не раз наблюдал ужасные сцены: как извозчики с матерной бранью колотили выбившихся из сил лошадей. Маркиз возмущался: где же закон о запрете жестоко обращаться с животными? Но вновь вспоминая реакцию императора на письмо Трубецкой, просившей всего-навсего жить поближе к медицинской помощи и иметь возможность спасти умирающих детей, — приходил к неутешительному выводу: «Зачем говорить о животных, когда с людьми обращаются, как со скотами?». Зачем говорить о жестокости крестьян, если сам царь не жалеет умирающих детей? Что боле всего поражало путешественника, так это то, что на русских дорогах люди часто получали тяжелейшие травмы. Допустим, запросто можно было проломить череп или сломать шейные позвонки – на ухабах пассажира так подкидывало, что голова билась о верх коляски. И что же? Люди калечились, лошади гибли, изрыгалось неимоверное количество брани… Но дороги так никто и не переделывал на совесть! Проще пожертвовать не только чужой, но и своей жизнью, но только не сделать хорошо. То же и в домах… «Русский крестьянин всю жизнь жил на бивуаке. Домашний комфорт этому народу неизвестен». Конечно, Кюстин напрасно обобщает! Эти слова не верны по отношению ко многим-многим русским семьям. Это несправедливо. Но всё же есть за нами грех: лучше мучиться, но сделать на совесть – этого не дождёшься. Тем более досадно, что тот же Кюстин писал: «У русского народа, безусловно, есть природная грация, естественное чутьё изящного, благодаря которому всё, к чему он прикасается, приобретает поневоле живописный вид».
Немало поразила воображение де Кюстина вторая дорога, которая шла параллельно первой! Она была ещё хуже. Зачем она нужна? Когда император ехал в Москву или возвращался обратно в Питер, вся более хорошая дорога освобождалась от проезжающих. Они ехали по другой дороге, совсем плохой. Пустая дорога, по которой мчится лишь кортеж императора – это было французу в диковинку! Ну а нам – нет! И до сих пор…
Привычка терпеть превращается из добродетели в грех, когда терпение начинает вытеснять «благородство и тонкость чувств».
А вот другой, поразивший Кюстина факт: «русский народ религии не учат». Пытаясь разобраться в этом парадоксе, маркиз расспрашивает одного русского философа о столь странном подходе к обучению и воспитанию граждан. И получает ответ, проливающий безрадостный свет на состояние веры в царской России. «Нашим священникам запрещено писать даже исторические хроники… Наши крестьяне … толкуют Библию вкривь и вкось»… «У помещика… есть достаточно средств заставить священника молчать».
Почему пьёт русский народ? Это способ забыться. Способ забыть об извечном несчастье: народ не имеет свободы и стонет под ярмом не чужих завоевателей, а своего же правительства! «Человеческая жизнь сведена к роли часового колеса». Мы твердим, что это наследие сталинизма: народ – гаечки и винтики в огромной машине. А оказывается, об этом же пишут в 1839 году! На целых 100 лет раньше! Странность, замеченная французом: в других странах пьяные мужики дерутся и бьют друг другу физиономии, а пьяные русские – плачут и целуются. Такая нация «заслуживает лучшей участи!»
Отчего часто правительство смотрит спокойно на падение нравов? При отсутствии свободы «необходима отдушина для бунта в какой-либо области». Но и народ, и власти «предпочитают бунт в моральной сфере, нежели политические беспорядки. Вот в чём секрет распущенности одних и попустительстве других». То же самое мы видим и сейчас. Дети и подростки почти круглосуточно убивают кого-нибудь в компьютере, «голубой экран» уже не просит увести подальше детей, он полон всяческой пошлости и предоставляет её для всех…. Перечислять все эти дикости и аморальности можно долго. А почему никого не интересует судьба народа, погрязшего в этом омерзительном омуте? Ответ дан несколькими строками выше: лучше бунт черни в моральной области, нежели бунт политический со стороны уважающих себя людей!
Невоздержанность русских, страсть к кутежам и распущенность своими масштабами поражали чужеземцев. Семейные ценности пали. То же мы видим и сейчас. Особенно класс новоиспечённых русских миллионеров: как и в 19 веке, они изумляют мир своим соперничеством в излишествах. В 19 веке распущенность, разврат царили не только среди людей светских, но и в монастырях. Упаси нас Бог сейчас хотя бы от этого! Почему в наше современное время правительство не борется с распущенными русскими, изумляющими заграницу? Ответ дан выше ещё маркизом Кюстином! В итоге – «люди гибнут и для страны, и для семейной жизни». Кюстина поражало, что в монастырях совсем не пытались привлечь народ к чтению старинных книг, посещению монастырских библиотек. Но напротив, привлекали внимание верующих (какой парадокс! какое отсутствие логики!) земными богатствами – золотом, серебром, драгоценными камнями, в коих буквально утопали иконы и раки. «Суетное богатство!» — так оценил сие де Кюстин, — для чего оно нужно церкви?! «Во всех классах, правда, проявляется врождённое изящество, какая-то естественная деликатность, которую не уничтожили ни варварство, ни заимствованная цивилизация».
А вот ещё одно любопытное откровение! «Перманентный заговор ведёт своё начало…от эпохи Наполеона. Прозорливый итальянец видел опасность, грозящую революционизированной Европе со стороны растущей мощи русского колосса, и, желая ослабить страшного врага, он прибегнул к силе идей. Воспользовавшись своей дружбой с императором Александром и врождённой склонностью последнего к либеральным установлениям, он послал в Петербург…целую плеяду политических работников – нечто вроде переодетой армии, которая должна была расчистить путь для наших (в смысле, французских – С.К.) солдат. Эти искусные интриганы получили задание втереться в администрацию, завладеть прежде всего народным образованием и заронить в умах молодёжи идеи, противные политическому символу веры страны…С той эпохи и зародились тайные общества… Россия пожинает теперь плоды глубоких политических замыслов противника, которого она как будто сокрушила»… Пожалуй, мы не единожды наступали на подобные грабли. Но так ничему и не научились! Поразительно, что самое дорогое в стране – народное образование – мы с беспримерной покорностью отдаём в руки врагов. Здесь терпение является не добродетелью, а предательством своих детей, своей родины и, в конечном итоге, Бога, Который вверил нам и детей, и землю! Но «у русских такой печальный и пришибленный вид, что они, вероятно, относятся с одинаковым равнодушием и к своей, и к чужой гибели».
«Русский крестьянин не знает препятствий, но не для удовлетворения своих желаний… а для выполнения полученного приказания. Вооружённый топором, он превращается в волшебника и вновь обретает для вас культурные блага в пустыне и в лесной чаще… Устроив вас как можно уютнее и удобнее, завернётся в свой тулуп и заснёт на пороге… Никогда ему не придёт в голову мысль, что по справедливости он мог бы занять место рядом с вами в созданном его руками шалаше». «Долго ли будет провидение держать под гнётом этот народ, цвет человеческой расы?» «В России голос человека изливает в песне жалобы небу и просит у него частицу счастья, недоступного и недостижимого на земле… Ни в чём так не сказываются страдания народа, как в унылости его развлечений. Русские могут только искать утешения, они не могут веселиться». «Но страна необъятна велика, а пустыня безмолвствует».
Французу непонятно разбазаривание русских природных богатств. Например, леса… Но нигде иностранец, пекущийся о русском лесе, не находил понимания! Маркиз пламенно уверял, что огромные лесные массивы уже давно превратились в болота, поросшие кустарником. А лес хищнически вырублен и продан за границу. Однако чиновники, улыбаясь, уверяли, что посчитали, как надолго хватит русского леса России… «Русские довольствуются пухлыми папками с оптимистическими отчётами и мало беспокоятся о постепенном оскудении важнейшего природного богатства страны. Их леса необъятны в министерских департаментах… Можно представить, что настанет день, когда им придётся топить печи ворохами бумаги, накопленной в недрах канцелярий. Это, богатство, слава Богу, растёт изо дня в день». Здесь, как говорится, комментарии излишни. Правда, в современное время большей частью спасают газ и нефть. Но с ними обращаются так же, как и с лесом!
Поразила иностранца любовь русских властей ко всякого рода общенародным торжествам. Народ на них веселится мало. Зато много и бесплатно работает, устраивая сии торжества для удовлетворения царского тщеславия. Тратится неимоверное количество финансов – впустую. Например, на Бородинском поле насажали огромные деревья. «Деревья, которым суждено умереть спустя несколько дней, были доставлены издалека с немалыми издержками». Что ж с того! Зато праздник! «Презрение к человеческой жизни», презрение к человеческому труду, не имеющая здравого смысла трата денег и прочих национальных богатств – вот характерные черты этих «общегосударственных» торжеств. Особенно мучили народ эти «общенародные» торжества при одном царе: «царь этот звался Петром Великим».
«Когда ваши дети вздумают роптать на Францию… скажите им: поезжайте в Россию!» Кюстин полагал, что сие будет для молодых французов лучшим лекарством, которое быстро укрепит в них ослабевшую любовь к родине!
Что ж… так заканчивает убежавший домой маркиз де Кюстин свою книгу. Но нам бежать некуда и не за чем. Нам нужно жить на своей родной земле и постараться сделать её такой, чтобы уже никто не написал о России: «существует на свете государство, в котором немыслимо счастье». Конечно, можно с пафосом возмутиться и сказать, что француз всё врёт. Но что вы скажете, глядя на очереди стариков, которые обречённо подходят к кассе банка, чтобы оплатить «коммуналку»: останется ли им хоть пара тысяч с пенсии? Что вы скажете, глядя на многодетную мать, которая со слезами на глазах покупает портфели своим школьникам – теперь семье месяц не на что жить… Что вы скажете, глядя на больного, который умирает, но не лечится — потому что у него нет денег на лечение? Что вы скажете, зная, что: инвалид получает пенсию в 8 тысяч; есть люди, которые получает зарплату 5 тысяч, а есть те, кто получает… 180 тысяч в месяц и выше? Сказать-то нечего.
Можно ли при таком несчастье, при такой несправедливости в государстве говорить со спокойной совестью о христианской вере? Ведь Христос дал две заповеди: возлюби Бога и возлюби ближнего. Несправедливое государство не выполняет ни той, ни другой. Кто может, в таком случае, говорить о христианской морали в нашей стране? Пока не случилось очередной беды – пусть запоздало, но надо поблагодарить француза за критику и начать исправлять общую жизнь, начиная с себя… Каждому. И властям, и священству… а не только грешно-долготерпеливому народу… одному в который раз… А народу неплохо бы набраться смелости, чтобы покаяться в своём долготерпении и потребовать вслух то, чего он хочет для себя и своих детей.
