Шёл вечернею порой
По селу блаженный.
В окнах свет горел скупой
От свечей зажженных.
Останавливался он
У домов, вздыхая,
Вырвется, бывало, стон,
Вроде бы случайно.
Вдруг заплачет сирый сий,
Крестит тёмны стены,
Расцелует уголки
Хаты непременно.
У иного он жилья
Гневаться изволит.
И метает в стены грязь,
А затем хохочет.
Странно было остальным
Это поведенье.
— В чём причина слёз твоих?
Расскажи, блаженный!
Грязью дом ты отчего
Забросал соседний?
Непонятно ничего,
Расскажи нам, бедным.
С грустью в голосе своём
Он поведал вот что:
Горько видеть шумный дом,
Где ругаться можно.
Крики злобные звучат,
Ненависть к домашним.
Нет молитвы, лишь разврат,
Пьянки рабов падших.
Нету места в тех домах
Ангелам небесным.
Вижу я их на углах,
Всех в слезах, болезных.
Их заметив, лью и я
Слёзы свои горько.
И целую их, любя,
Жалко ведь настолько!
Грязью, камнем забросал
Бесов я поганых.
Род сей гадкий убежал
Из соседней хаты.
Утром, вечером, всегда
Там звучат молитвы.
И святая тишина,
Нету свары, битвы.
Ангелы невидимо
Обитают скромно.
Сладостно им, видимо,
Там, где мир с любовью.
Показал Господь сие
Мне, рабу слепому,
Чтоб поведал людям всем –
Мы в грехах премного.
Поживём же тихо мы,
Праведно и честно.
Споры, свары – дети тьмы,
В доме неуместны.
Кто ругается, кричит,
Повышает голос,
Не уступит, не смолчит
Даже ни на волос, —
В том гордыня вопиет,
Лишь её он холит.
Ближнего он словом бьёт,
И рукам даст волю.
Кто умнее – промолчи,
Поимей смиренье
И побойся огорчить
Троицы терпенье.
Дом наш будет чист и свят,
Сами – трезвы тоже.
Будем честно исполнять
Заповеди Божьи.