Как из червячка сделать светлячка

По статье митрополита Антония Сурожского «Царственное священство мирян»

Начнём с определения Церкви. Что есть Церковь? Церковь есть Богочеловеческое общество. (см. данную работу митрополита Антония) Задумаемся: это определение взывает к нашей ответственности и к нашему высокому сознанию. Церковь есть общество Бога и людей. Второй момент. Бог – неизменен. Он всё тот же, каков и был. А люди? Люди – это постоянно изменяемая часть Церкви. Если мы будем страдать ностальгией: надо сделать Церковь такую, какой она была в России до революции, — мы ничего не достигнем. Ушло время, ушла эпоха, изменились люди. Эти изменения безвозвратны. Нельзя в одну воду войти дважды. Поэтому нужно не ностальгировать, а жить…жить, каждую минуту осознавая, что рядом – Господь! Каждый из нас, каждый Я составляет с Господом общество! «Церковь мы понимаем, как Богочеловеческое общество, которое одновременно полностью и Божественно, и человечно. Человечество в Церкви представлено двояко. С одной стороны — совершенный Человек, идеальный, но реальный, исторически реальный, Господь Иисус Христос. А с другой стороны — мы, которые тоже люди, тоже, если можно выразиться так не по-русски, «человеки», но — во грехе. Человечество мы должны воспринимать в Церкви именно так: мы видим, какими мы призваны быть, глядя на Христа. И чем глубже мы это воспринимаем, тем больше видим, как мы далеки от этого образа; но видим тоже, как к этому образу устремляться, потому что Христос нам сказал: Я есмь Путь и Истина и Жизнь. Он не только говорит нам: «Ищите, как умеете», Он говорит: “Я — путь. Если вы будете идти Моим путём, то станете подлинными людьми, детьми Божиими”.»
Господь есть истинный Бог и совершенный Человек. Каждый из нас – человек, который может стать богом по благодати усыновления. «Божественное присутствие в Церкви ощущается даром Святого Духа, исполнившим ее в день Пятидесятницы, когда Святой Дух сошёл на апостолов и в их соборе заполнил всю Церковь. И никакой человеческий грех, никакая человеческая греховность не может удалить Святого Духа из Церкви. Каждый из нас призван быть сосудом, в котором находится эта святыня; мы призваны быть храмами Святого Духа. И в этом отношении мы являемся храмами, но часто осквернёнными. Апостол Павел говорит, что мы святыню носим в глиняных сосудах, а они должны бы быть золотые, а не глиняные, и без трещин; а мы все с трещинами, греховны.» Но каждый обязан просто выдавливать из себя по капле раба, греховного маленького человека, ни за что не отвечающего, а просто плывущего по течению. Какими мы ни были бы, святость Духа всегда будет освящать Церковь и делать её выше наших грехов. Церковь непорочна. А раз так, то и мы, все, кто входит в Церковь, не имеем права оставаться такими вот серенькими червячками! Когда же начинается момент нашего превращения в светлячка? В момент крещения! Это только начало. Но главный момент в нашей жизни состоялся: мы возведены в царский священный сан. Ничего более святого получить мы уже не можем. Дальше только разница в служении. Какой-то человек станет священником, кто-то епископом, а может и патриархом, кто-то будет печь хлеб или станет водителем такси. Это лишь разное служение человека человекам и Богу. Именно крещением мы все уравнены в правах. И все становимся Телом Христовым, получаем возможность принимать Святые Дары. Никто не умалён! Псалом 8, стих 5-10, 1 кафизма: «Что есть человек…? Умалил еси его малым чим от ангел, славою и честию венчал его: И поставил еси его над делы руку Твоею, вся покорил еси под ноги его…» Человек стал служить для освящения всей прочей твари. То есть, каждый из нас – священник в сотворённом мире. Всякий крещёный человек принадлежит Царству Божьему. Царством Божьим является и вся объединённая Церковь.
«И в этом отношении Церковь — нечто непостижимо великое, потому что это уже Царство Божие, пришедшее в силе, то есть оно как бы тут, но оно должно ещё осуществиться в нас; оно тут в своей полноте, но каждый из нас его должен осуществить в себе или войти в его полноту. Именно это отец Георгий Флоровский имел в виду, когда говорил, что Церковь и дома, и на пути одновременно. Она дома, потому что мы уже дети Божии, она на пути в каждом из нас, потому что мы все в становлении. И вот это мы должны помнить: меньше этого Церковь не может быть. Но с другой стороны, как ясно из того, что я уже сказал, каждый из нас вносит в историческую, эмпирическую Церковь своё несовершенство, свою греховность, свою неполноту ещё.»
Первая Церковь была общиной равных, общиной братства в полном смысле этих слов. Ведь все, кто входил в первую Церковь видели Христа, общались с Ним. И когда первым христианам говорили: нет, этого с вами не было! – они готовы были умереть за истину: Господь был и есть среди нас! Последующие же поколения лишь повторяли чужие рассказы о Христе. Уже поэтому Церковь не могла остаться такой, как была раньше. Но что же, теперь наша доля лишь такова: так и продолжать рассказывать о том, чего не знаем? Нет! Христос воистину жив среди нас. Как только мы научимся разговаривать с ним не по книжке, но сердцем, Он начинает являть Себя нам явно. При чём Он являет Себя в равной мере, как мирянам, так и священству, так и монашествующим, ибо каждый из нас причащается Его Пречистых Крови и Тела.
«В этом поколении, где христианская вера не зависела исключительно от огненного опыта Святого Духа и Христа, где люди в значительной мере делались верующими понаслышке, появилось расслоение между людьми образованными, знающими, что такое христианская вера как вероучение, а не только как опыт, и людьми, которые не имели доступа ни к какой письменности и поэтому могли только понаслышке узнавать о христианской вере. И в результате епископат, духовенство приобрело положение учительное, но не потому, что из них как бы изливался свет святости, а потому что они знали, что передать следующему поколению или своим современникам. И получилось постепенное расслоение между духовенством и мирянами. В ранней Церкви этого разделения не было в том смысле, что было одно живое тело, в котором разные члены (апостол Павел об этом подробно говорит) имели различные функции. Но функция — это одно, а сан и возвышенность — это совершенно другое. А если уж говорить о сане и о его высоте, то надо помнить слова Христа о том, что никто большей любви не имеет, как тот, кто жизнь свою отдаст за ближнего своего. Своим ученикам Он говорил: Кто из вас хочет быть первым (то есть быть самым истинным Моим учеником), должен стать всем слугой. И на Тайной вечери Он снова говорит: Смотрите, вы Меня называете Учителем, а Я среди вас, как служащий… Это у нас пропало в значительной мере, если не совершенно, потому что мы влились в структуры светские. В результате этого, как мне кажется, получилось расслоение между мирянами, которые не чувствуют ответственности за Церковь и которым как будто даже говорят: «Ты только делай то, что тебе сказано, и все будет хорошо», и духовенством, которое в результате — я скажу прямо — возомнило, что оно имеет право «руководить стадом Христовым». А миряне — это не стадо, это живое тело Христа, и духовенство — это не вожди и не начальники, а слуги. И к этому нам надо как-то вернуться, сознанием сначала вернуться. Надо учить людей, и начать с себя самого. То есть священник или епископ поставлен вести народ в эту тайну освящения мира, но каждый на своём месте должен быть готовым жизнь свою отдать.»
Действия власть предержащих изменили наше сознание и превратили нас, как мирян, так и многих из духовенства, из светлячков – в червячков. Самое прискорбное, что большую часть мирян удовлетворяет такое положение: что скажут, то и буду делать. При таком подходе просто невозможно, нереально почувствовать живое общение с Господом. Можно всю жизнь ходить в храм, молиться ежедневно, даже регулярно исповедоваться и причащаться, но так и не почувствовать в Боге Отца, в Христе – друга. Вспомним праздник на Хлебной горе… Мы же перенесли структуры мира, утратившего Бога, в нашу Церковь. В голове у нас сложилось: есть иерархия, а не первый среди равных; есть начальство и подчинённые, а не каждый старается служить ближнему; есть повелевающие и подчиняющиеся, а не пребывающие в любви. Почему Господь сказал, что пойдёт за каждой овцой? А разве в Вашем теле есть такие члены, органы, с которыми вы расстанетесь без сожаления, даже не пытаясь лечить?! А ведь Церковь – это одно Тело. Богочеловеческое Тело, где глава есть Христос, но никто из людей. Именно поэтому Церковь есть удивительное сообщество на Земле!
Очень много вредит в становлении человека, как христианина, неверно истолкованное слово “Смирение”. Люди стараются жить по канонам монашеским в миру. Это не получится. А мнимое смирение обязательно закончится либо взрывом гнева и гордости, либо приведёт к психиатрическим проблемам. Смириться до зела — это хорошо, конечно, но требует правильности. Нам Сам Христос подаёт образец достоинства. Вспомним, когда один из служителей ударил Христа, каков был ответ? Полный достоинства, без всякого лживого “смирения”: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня? (Иоанн, гл. 18№ 23). Достоинство — это серьёзно. Мы, конечно, можем поиграть в “смирение”, но… в кого превратим мы заблудившегося человека? В исчадие ада? Ведь если мирянин, священник или монах будет абсолютно уверен, что сказать ему правду — это равносильно что совершить грех, он просто погибнет. И вина будет на нас, равно, как и на нём. Мы могли сказать человеку правду. А он мог бы задуматься и спастись. Но мы своим бездумным “смирением” лишили его шанса избавиться от греха. Не теряя своего достоинства и не теряя любви к заблудшему другу, мы были обязаны сказать ему правду.
Думаем ли мы о том, что призваны ежечасно, ежеминутно освящать мир? То есть, в каждое мгновение нести в мир любовь, добро, справедливость? Да, в миру кроме доброты должна быть справедливость, истина, твёрдость духа и правда. «Когда я говорю «жизнь отдать», я не говорю романтически о том, чтобы умереть в пытках и т.д., но отдать каждый день, каждый час своей жизни на то, чтобы все вокруг было освящено.» «Если прислушаться к святому Максиму Исповеднику, то он говорит, что человек был создан для того, чтобы всю тварь привести к Богу, что он создан как участник двух миров: вещественного и духовного, он в себе совмещает эти два полюса. И в этом смысле всякий верующий в Церкви является священником, то есть человеком, который освящает тварь, который делает её святой, что значит — Богу посвящённой и пронизанной Божественной благодатью. Это призвание каждого христианина, не только священника; у священника есть своя задача, о чём я ещё скажу. И мирянин — это не только человек, который живёт «в миру», это человек, который Христом послан в мир для того, чтобы все, к чему он прикоснётся, сделать святыней: он священник в этом отношении. То, как мы относимся к предметам, которые вокруг нас, то, как мы относимся к людям, то, как мы относимся ко всей природе… Если мы думаем о том, что все это создано Богом в любви, с тем, чтобы все вошло в тайну приобщённости Ему, как благоговейно мы бы относились ко всему тому, к чему мы прикасаемся — словом ли, взглядом ли, прикосновением ли руки… И я думаю, что мирянин вступает на этот путь в момент, когда его готовят к принятию крещения, потому что через крещение человек соединяется со Христом и в этом таинстве погружения в воды смерти и жизни, выходя из них новым существом, человек делается уже как бы носителем Христа». Крещение – это и есть, фактически, рукоположение в сан каждого крещаемого человека. Об этом нам напоминает Литургия возгласом: «Святая – святым!» Это не просто красивые слова, метафора. Это реальность.
Каждый должен быть готов умереть за други своя: и мирянин, и монах, и священник. Каждый сопереживает о каждом человеке, входящем в Церковь, и, особенно, за тех, кто в Церковь пока не входит. Каждого из нас Сам Господь сделал народом Божьим. То есть, и новорождённый младенец, и убелённый сединами монах, и патриарх, и уборщица – мы все есть народ Божий! А значит, велики значимость и предназначение каждого человека. «Мы — общество людей, которые должны идти в мир, идти туда, где не слышали о Христе, туда, где не верят в Бога, идти туда, где разврат, где неправда, где нет веры, где нет надежды, где нет радости, где нет любви, и все это приносить туда в себе и давать ценой своей жизни. А «ценой своей жизни» не значит умереть: умирать можно каждый Божий день, отдавая свою жизнь другим людям. Умереть на плахе это одно мгновение, умирать изо дня в день — это другое дело.» Как живой воды жаждать изменить мир и радоваться о каждом изменившемся в лучшую сторону – вот святое предназначение крещёного человека, мирянина. Почему же мы, миряне, называясь этим словом, противопоставляем себя миру? Чтобы снять с себя ответственность за мир, который вверен нам Самим Богом?! Говорим: держись от мирских подальше. Для этого ли мы родились в мир, чтобы держаться от него подальше? Что бы мы сказали о враче, который решил держаться подальше от больных? Что бы мы сказали о нём? Что он – не врач? Значит, удаляясь от осквернённого неверием мира, чураясь его, мы перестаём быть христианами, крещёными людьми в полном смысле этого слова. Мы приняли второе рождение от воды и Духа, чтобы исцелять мир, очищать его раны, нести слово Божие и Божьи дела. Чтобы служить в миру, как священник, освящая вокруг себя любое место и любого человека. Мы предпочитаем стать из светлячка червячком и спрятаться от мира, продолжая жить в нём?! Но какая польза от нас, если мы не стремимся освящать мир? Если соль земли обессолила, будет ли она нужна на Небе? Вдруг окажется так, что на земле живя, мы будем прятаться от мира, а уйдя с земли, не найдём себя на Небе? Не понадобимся ни там, ни там… Печальная и незавидная участь.
«Я встретил в России одного монаха, священника, который провёл в концентрационном лагере 26 лет. Он сидел передо мной на койке с сияющими, светящимися глазами и говорил: «Вы понимаете, Владыко, как Бог был добр ко мне! Меня, неопытного священника, Он избрал, на пять лет в одиночку посадил, в тюрьму, а потом на 26 лет в лагерь, для того чтобы я был священником там, где он больше всего нужен был и куда священника свободного не пускали…» Все, что он вынес из этого ужаса, это благодарность за то, что он принёс свет туда, где была тьма, надежду — туда, где не было надежды, любовь — и какую любовь он мог проявить! — туда, где любовь колебалась от ужаса, страха и страдания. И вот это является царственным священством. Да, как царь, он отдал свою жизнь. И предельное проявление этого царственного священства, если можно так выразиться (и я надеюсь, что меня не поймут вкривь и вкось), крайний пример его — Господь Иисус Христос, первый мирянин. Он, технически говоря, не священнического рода, Он не священник, Он мирянин, первый член царственного священства. Но Он одновременно Первосвященник всея твари. И вот к этому мы должны стремиться и возвращаться.»
«В связи с этим меня волнует, что так часто молодые священники (да и священники среднего возраста, которых жизнь, может быть, не ломала внутренне) считают, будто они могут всякого наставить и привести ко спасению. Я думаю, что это очень страшное искушение для священника. Роль священника, духовника или просто близкого друга — не ступать «обутыми ногами» на священную землю. Не всякий священник имеет дар духовничества. Священнику дано исполнять таинства, он может именем Христовым разрешить грехи человека, который каялся, причём не просто разрешить все грехи, которые были названы. В одной из древних разрешительных молитв сказано, что разрешаются те грехи, в которых ты каялся, и постольку, поскольку ты в них каялся, а не потому что ты по списку прочёл грехи, они все смыты с тебя. Священнику дано читать разрешительную молитву; благодатью Божией, поскольку ты исповедался Самому Христу, он был свидетелем твоего покаяния. Но это не значит, что всякий священник получает другие дары. Рукоположение не делает человека умным, красноречивым, учёным, святым. Он делается тайносовершителем. Это колоссального размера вещь, но это не все.» «Я сам сознаю, что я не в состоянии решать вопросы каждого человека. Даже у апостола Павла есть места, где он указывает: это я вам говорю именем Божиим, а это я вам говорю от себя… Этот момент мне кажется очень важным в жизни приходов… Не «теперь я тебя понимаю и буду тебя вести», а «теперь я, кажется, понял что-то, что тебе нужно, я с тобой поделюсь тем, что знаю или думаю, будто знаю, а ты бери или не бери» … Это прежде всего должны понимать мы, миряне! Потому что именно от нашего неразумного поклонения, не выдержав испытания «медными трубами», многие священники впадают в искушение. А мы, слагая с себя всякую ответственность, перелагаем на батюшку всё бремя нашей земной жизни и бремя его искушения из-за нас. Это неправильно! Священник есть тот, которому Господь дал быть тайносовершителем. Это то делание, которое никто из нас, мирян, сделать не может. Но не дано и батюшке прожить за нас нашу жизнь! Мы сами впадаем в грех и вовлекаем туда же своего любимого священника непомерным, бездумным поклонением, бессмысленным послушанием, снимая с себя всякую ответственность за то, что происходит у нас в жизни. Священник – да, первый наш сомолитвенник. Но делать-то должен каждый! И сам.
«Очень важно, чтобы священник не думал, будто он может заменить собой Святого Духа. Духовность мы описываем большей частью внешними проявлениями: молитвенностью, теми или другими добродетелями, смирением и т.д. Но в сущности своей духовность — это воздействие Святого Духа на душу человека и отклик с его стороны. Но к сожалению, чем моложе священник, тем больше он «знает», потому что его учили в богословской школе «всему» и он «все знает». Это только потом начинаешь понимать, что ты ничегошеньки не знаешь, так как до тебя не дошло опытно то, о чём ты говоришь.» Постичь опытно соединение со Христом – главное дело в жизни каждого крещёного человека. Если человек не пытается идти навстречу Господу, а ему проще «прилипнуть» к батюшке – дело обернётся бедой. Личный опыт богообщения – вот что несёт христианство каждому человеку, не зависимо от формы служения. «На дискуссии в Троицкой лавре молодой студент мне сказал: «Но разве священник не икона Христа?» Я ему ответил (может быть, грубо, но я подумал: ему нужна встряска): «А ты когда-нибудь задумывался над тем, что такое икона?» — «Да, — говорит. — задумывался». — «А я тебе скажу: икона делается иконой, когда она освящена, до того она — дерево и краски. Так пока ты не станешь сосудом Святого Духа, ты дубина, на которой намазана краска…» Он, конечно, меня за это не поблагодарил, но это правда. Это может быть неприглядная правда, но я по себе знаю (я тоже священник, и знаю, где мои границы), что никто не имеет права просто так, потому что он понаслышке что-то знает, «вещать» и думать, что другой ниже его.»
Никто из детей Божьих не может быть ниже другого. Но… всегда ли мы, миряне, хотим принять на себя «иго Христово», которое заключается в одном: каждый христианин должен освящать собою мир? Как можно освятить мир? Воображая, что он – хороший, не изменишь мир. Мир быстро поставит романтика на место!! И вот тогда мы… очень сильно расстраиваемся, становимся расслабленными… и говорим: мир не исправить, надо от него спрятаться. А разве так поступили апостолы? Личное возрастание в святости – вот путь каждому крещёному! Никто и ничто нам его не заменит! Мы просто «обречены» становиться лучше изо дня в день и делать изо дня в день мир добрее и лучше вокруг себя. А иначе, мы – не дети Христовы, не братья Его, не други, не члены Тела Его Пречистого, не соль земли, а просто медь звенящая.
«В жизни святого Амвросия Оптинского есть два случая, когда к нему приходили с вопросами, он в течение двух-трёх дней не давал ответа, и вопрошавшие торопили: “Нам же надо домой, у нас промысел, работа, семья, что же ты молчишь?” И он отвечал с грустью: “Три дня я молю Матерь Божию об ответе, — Она молчит; как же я могу тебе ответить?”» Об этом золотом правиле необходимо помнить не только священникам и монахам, но и нам мирянам, поскольку мы иногда вдруг начинаем поучать тех, кто не ходит в храм. Безусловно, у нас есть хоть какой-то небольшой опыт в становлении себя, как христианина. Но это вовсе не значит, что именно наш опыт пригодится этому конкретному человеку! Потому гораздо полезнее вести себя скромнее. Пусть лучше человек, глядя на доброту, тактичность, честность верующего человека, захочет сам прийти в храм и принять таинство крещения и Евхаристии. Только наши благие дела, а не пустые слова могут послужить примером для других! Кроме того, нам нужно не только говорить, но и слушать! Если мы будем полагать, что неверующий не может нам ничего хорошего сказать, мы глубоко ошибаемся. Об этом предупреждает и Антоний Сурожский: «Я помню, кто-то мне раз сказал: “Ну да, и еретик может правдой обмолвиться”.»
Почему Церковь призывает нас не осуждать? Не нужно путать: осуждать и сказать правду – это разные вещи! Правда – она и есть правда. Если человек поступает неверно – скажи, помоги. Но… при этом грешный может оказаться к Богу куда ближе нас. Почему? «Скажем, ты видишь, что он грешный человек, а ты разве видишь, как он плачется перед Богом, как он страдает о своём падении или о своей слабости?» А Господу именно это и ценно!
Закончить хочу двумя цитатами из той же работы Антония Сурожского… «Если мы посмотрим на историю Церкви — кто были святые? Не только епископы и не только члены духовенства. Некоторые святые были в сане, а некоторые и не были, масса святых были просто миряне — и достигли такой духовной высоты и святости, что из них лился свет Фаворский, они были убедительны тем, что они собой представляли». «Западный писатель К.С. Льюис в одной передаче, которые он делал во время войны, говорил: “Разница между верующим и неверующим та же самая, как между статуей и живым человеком. Статуя может быть в тысячу раз прекраснее данного человека, но она каменная, она не движется, молчит. Человек может быть уродлив и ничем не выдающийся, но он полон жизни… И вот такими мы должны стать”.»
Дай Бог и нам, каждому из нас, стать не каменным изваянием христианина, а живым священником мира, делателем на Ниве Господней… Живым светлячком, а не каменным червячком.