По статье Е. Н. Трубецкого с одноимённым названием.
В русских сказках сосредоточено большое духовное наследие нашего народа. Однако, наследие это разное. В одно время фольклор был почти безоговорочно поднят на пьедестал и окружён ореолом величия. Но годится ли нам всё, что сохранилось? Как нам относиться к народному творчеству? Сколько споров: можно ли православным детям смотреть сказки? Можно ли петь все народные песни и играть во все народные игры? Ответ прост. Что такое народное творчество? Это то, чем жил наш народ. А живёт народ — как сейчас, так и раньше — по-разному. Можем ли мы восхищаться всем, что сейчас поют, рассказывают, пишут? Вряд ли. Так много пошлого, низменного в современном творчестве! То же можно сказать и о фольклоре: в народном наследии много как хорошего, так и плохого, которое нам не сгодится.
Сказки слагались обычно от тоски по лучшим временам и лучшей жизни. Недовольство реальностью заставляло и заставляет человека придумывать себе другой мир, где он будет чувствовать себя хорошо. А где человеку хорошо? Это зависит от того, каков человек сам.
Е.Н. Трубецкой выделяет в наших сказках три большие группы. Первая – это сказки, которые вряд ли кому-то искренне понравятся, если их представить в первозданном виде. Это тот вид творчества, где цензура нужна, как воздух. Но и в облагороженном виде сии сказки слишком приземлены, а то и просто пошлы либо жестоки. Более того, искатели дарового богатства и хлеба легко попадают в плен к бесу и вообще нечистой силе, порою дав своё добровольное согласие. О таких сказках сами же сказки говорят так:
Не то чудо из чудес,
Что мужик упал с небес,
А то чудо из чудес,
Как мужик туда залез?!
Действительно, человеку с приземлённым сознанием, думающим лишь о том, чтобы «сладко пить, есть и спать», попасть на небеса сложно. Если человек погряз в житейском, то народ говорит безжалостно: « не далось свинье на небо поглядеть».
Вторая группа – это сказки с более облагороженными чувствами. Искание приключений, неожиданные встречи, красивый сюжет настолько увлекают читателя и слушателя либо рассказчика, что человек даже не замечает истинной сути того, о чём говорит сказка. А сказка – греховна. Так, например, большое количество сказок прославляет грех воровства. Иван-царевич то коня украл (да ещё и на уздечку польстился), то Жар-птицу (и клетку с нею прихватил), то Елену Прекрасную увёз… Красота сюжета увлекает. И подлинная суть уже не видна нам. Да мы особо и не желаем докапываться до сути – иначе, распознав истину, мы не захотим такую сказку. И лишимся её. Спрашивается, нужно ли, принципиально ли разбирать такие сказки «по косточкам»? Вряд ли. Наверное, пусть сказка остаётся сказкой. И только и всего.
Совершенно особо стоит третья группа. В ней – мечты народа не просто о лучшей материальной жизни, не просто о личном счастье, благополучии, отсутствии бед – в ней мечта о Царстве Ином. Замученная повседневными заботами и трудностями, задыхающаяся в бесконечной суете и бедах душа, всё же находит в себе силы мечтать о жизни принципиально иной. И вот это духовное искание наших предков и должно служить поучением. Собственно говоря, наша жизнь не сильно (в своей сердцевине) отличается от той, что была. Те же переживания во что обуться и одеться и чем накормить детей, та же печаль о неудавшемся огороде, те же скорби, что заработок мал, то же уныние, что кто-то, не прикладывая труда, живёт много лучше… Мы, конечно, не пашем на лошадке поля, не плетём лапти, но это мало что меняет. Ведь человек житейский – он только и стоит на точке зрения борьбы за существование. Однако, человека окрыляет цель. Богатый человек, например, всё равно осознаёт, что у нищего юродивого – ум Христов, и что нищий юродивый – зимой босой и в рубище – уже здесь, на земле, получает какую-то особую от Бога награду и свою, какую-то особенную, радостную жизнь. Житейский человек, сравнивая себя с юродивым, начинает осознавать своё ничтожество. В его душе рождается призыв самого себя к труду и подвигу.
Если житейский человек хоть чуть-чуть может приподняться над житейской суетою, он скажет уже не «по щучьему велению, по моему хотению», а несколько иначе: «по щучьему велению да по Божьему благословению…» (варианты сказки о Емеле показывают нам эту разницу в сознании).
Если житейский человек ещё глубже начинает исследовать свою душу, он приходит к откровению: необходим подъём над жизнью; этот подъём не возможен без внутреннего озарения. И чтобы получить благословение, необходима не поимка волшебной щуки, а нужны аскетические подвиги. Необходимо принести себя в жертву – и только тогда получишь «иную душу» и иную жизнь. Очень много сказок, где рассказывается о чудесной птице. Полёт на этой птице – победа над материей. Птица несёт героя до искомой цели. Но птица требует жертвенного подвига. Чтобы донести седока до цели, птица требует человеческого мяса. И герой отрезает куски плоти и кормит птицу. Обычно, по достижении цели – мясо прирастает, и раны излечиваются, боль и скорбь временны. Цена подъёма на небеса – не человеческое мясо, а человеческая жертва. И готовность человека к этой жертве.
Сказка часто возвращает человека к той роли, к которой его предназначил Господь. Человек выступает в сказке добрым хозяином вверенного ему мира. Он наводит порядок и усмиряет ссорящихся животных. Голодный Иван-царевич отказывает себе пожирать меньших братьев и, страдая от голода, не убивает щуку, зайца, утку… Вновь он приносит свою плоть в жертву ради любви, гармонии и рая, ради высокой цели: у щуки – детки малыя…
Человек боится оборотня, т.е. образа полузвериного – получеловечьего. Это «полу» оказывается для героя ещё страшнее, чем откровенная нечисть. Нечисть – она и есть нечисть: перекрести да помолись. А оборотень – тот, кто потерял душу человечью. Это заразно. Это бездна, которая запросто может поглотить.
Весьма часто сказка даёт нам образец великой покорности воли Божией, невероятное доверие к Богу. Ведь часто перед героем встают невыполнимые задачи – построить за ночь дворец или мост; собрать коней, разбежавшихся во все концы земли; достать ларец со дна моря-окияна… В противном случае он лишится уже утром головы, жизни. И сказка поучает героя и нас: «утро вечера мудренее; помолись да спать ложись». Обычно эти слова исходят из уст женщины или девицы. В сказках женский образ ведёт героя к победе над старостью, болезнью, отчаянием, некрасивостью, безысходностью, смертью. Этот женский образ часто именуется Красота Запредельная, Краса Ненаглядная.
Высшая житейская мудрость выражается всегда в житейском безумии. Дурачок в сказке – не ценит деньги, не лжёт, не верит расчётам здравого смысла и легко принимает совет помолиться от всего сердца и лечь спать, не смотря на угрозу потери земной жизни. Молодец уснёт да и спит. А Жена, Красота Запредельная – спасает. От героя только требуется доверие и верность мудрости, с которой он обручён. Мудрая, верная, прекрасная жена – претворившийся в сказочный образ – Софии-Премудрости Божией, устрояющей, украшающей, облагораживающей весь мир и всякую душу живую.
Но вот ежели дурачки, т.е. не ценящие житейской земной мудрости, всецело верят Красоте Запредельной, то Иваны-царевичи на самой высоте, в самой близости своего счастья – часто сдаются. И венец (конец – делу венец) опять отдаляется. Иногда отдаляется тяжелейшими новыми испытаниями и опасными преградами. Самое большое испытание, самая настоящая опасность – забвение Вещей Невесты из-за житейской суеты. Герой из Царства Иного просится домой на побывку. И, как правило, не выдерживает испытания: увлекается житейскими благами и суетой и забывает о своей суженой – Красоте Запредельной, Красоте Премудрой. Не правда ли, как это похоже на нас? В труднейшие минуты, получая от Бога помощь, нам верится, что мы всегда будем об этом помнить, и уже ничто не поколеблет нашу Веру в Бога. Однако же… проходит время, и мы забываем или уже не ощущаем так остро. Иной раз нам даже видится во всём случайное совпадение, а не Высший Промысел. Ведь мы уже горюем о чём-то другом. И прошлые благодеяния в счёт не берём… Чтобы вернуть Царевича к Иной Жизни, Вещей, Вечной Жене приходится, порой, Самой спускаться из Иного Царства в нашу жизнь, разыскивать заблудшего суженого — при этом «глодая 7 железных хлебов, снашивая 7 пар железных лаптей». Высшее идёт на собственную жертву ради спасения земного человека, ради пробуждения его духа, ума, воли, сердца…ради возвращения потерянной памяти о другой жизни.
Итак, сказка – это всё те же человеческие метания, мечтания, потери и взлёты, сопровождающие человечество всю его жизнь от момента грехопадения. Сказка будит в нашем сердце слова: ни хлебом единым жив человек. Народ не относился к сказыванию сказок как к простой забаве, нескучному времяпровождению. Народ и не идеализировал сказку; нередко идеализируем фольклор мы: раз фольклор – всё достойно восхищения и повторения. В народе сказка и всё народное творчество удостаивались не слепого восторга, а служили для рассуждения, ставили человека перед выбором, анализом своих поступков. Народное творчество вещало: Иное Царство есть; а уж как ты, каждый человек, относишься к этой Иной жизни и какова цель твоей жизни – это вопрос. Где сокровище ваше – там будет и сердце ваше.
