Размышления над записками очевидцев

Уроки веры №4 2019
"По книге Николая Потаповича Окунёва «Дневник москвича» (цитаты и фотографии даются по интернет-изданию; litmir.me) «Молодой человек! Если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.» (А. С. Пушкин, «Капитанская дочка», гл. 6)

Когда слушаешь рассуждения нынешних православных о кровавых событиях начала 20-го века, то складывается такая картина: люди в России жили идеально-прекрасно, но пришёл злой Ленин с группкой революционеров и всё разрушил. И начались в России беды… И длились они, пока и не рухнула «вавилонская башня»-СССР. И вот теперь мы уже почти опять хорошо живём… Немножко голодно, немножко трудно, немножко дороговато лечиться и учиться, но главное – мы можем ходить в церковь! И потому – уже счастливы. Вот если бы ещё царя вернуть, то и вовсе зажили бы мы хорошо…
Так ли всё просто? Мне думается, что нет.
Дело в том, что пока слушаешь своих современников – всё кажется ясным и простым: нужно ходить в храм и иметь царя. И будет Россия великой, какой она и была до злочастной, неизвестно откуда взявшейся революции. Но вот начинаешь читать современников революции… и вдруг понимаешь, как трудно и тяжело разобраться в том, что происходило и происходит до сих пор в нашей стране!
Начнём с главного: так ли спасительно «ходить в храм»? Увы, нет. Русская православная жизнь конца 19 – начала 20 века пришла в упадок. Синодальный период свёл всю веру православную именно к пресловутому «ходить в храм». Ходили, обивали пороги храмов, но стояли и не причащались. Частое причастие порицалось Синодом. Норма – раз в пост. Можно и раз в год. Входили ли россияне при таком странном причащении в Тело Христово? Нет, конечно. Человек, не причащающийся 3-5 недель, отпадает от Тела Церкви, Тела Христова. Отсюда и моральный облик оставлял желать лучшего. Это касалось как непричащающихся мирян, так и непричащающего духовенства, которое кормилось из Чаши само и не кормило людей.. “Плод Синода” медленно зрел… И, наконец, созрел…
Кровопролитная война подточила государственный организм. Ошибки правления вызывали раздражение как у богатого, так и бедного населения России. Уважение к Царскому дому стремительно падало.
Окунёв Никита Потапович был в возрасте приблизительно 50-ти лет, когда начались кровавые события российской истории: первая мировая, две революции, гражданская война… Этот простой человек – выходец из крестьянства и мелкого купечества, служащий пароходного агентства вёл дневник практически ежедневно. Он записывал туда всё, что видел своими глазами, записывал свои размышления… Позволю себе, обильно цитируя его записи, пройти по канувшим в историю событиям.
Обычно считается, что автору надобно высказывать свои мысли и не перепечатывать то, что уже напечатано. Прошу прощения за этот нарушенный стандарт. Объясню свою точку зрения. Естественно, я пишу статью, в которой и мои собственные мысли. Но полагаю, что слова очевидца событий просто нельзя заменять своими. Потому столь обильны цитаты.
Книга Н.П. Окунёва называется «Дневник москвича» (цитаты и фотографии даются по указанному интернет-изданию) https://www.litmir.me/br/?b=182327&p=1 Как эпиграф ко всему происходящему, кажется, лучше и не подобрать слова, нежели стихи поэта Апухтина, записанные в дневнике Николая Потаповича:
О, Господи! Лютой пылая враждой,
Два стана давно уж стоят пред Тобой,
О помощи молят Тебя их уста…
Но Боже, Один Ты, и вера одна,
Кровавая жертва Тебе не нужна…
А. Н. Апухтин.
Как невероятно точно отражена в этом страшном стихотворении вся трагичность положения русских людей! Народ разделился на два стана, два лагеря. И та, и другая сторона молит Бога о победе. Глядя на это братское противостояние, возможно, Господь Иисус Христос уронил не одну слезу. Воистину в Россию пришла беда. Она пришла не неожиданно, но очень давно, когда богатая часть народа не захотела понять бедную, когда не вспомнил никто из верующих о том, как делили Господь и люди с Ним хлеб, мёд и рыбу. А ведь воистину эти евангельские строки имеют на все времена колоссальное значение для человечества! В России долго существовало рабство — крепостничество. А тут ещё кровопролитная война, в которую, как считали многие, Россия ввязалась ошибочно…
«4 января 1917. Пуришкевич тоже говорил, что в августе 1916 года триумфально войдет в Варшаву. Да мало ли, кто что говорил, говорит и будет говорить. Плюнуть нужно на всякие разговоры и ждать, когда заговорит Сам Бог. Идет уже к тому — в народе глухой пока ропот, скоро он заговорит вслух, а «глас народа — глас Божий».
Итак, налицо привычное, главное «заболевание» России: «говорили-говорят-будут говорить». Дел или не было, или они сильно отличались от слов. Назревающий в народе бунт, ропот чувствовался – как чувствуем надвигающуюся грозу. И хотя побаиваемся непогоды, но ожидание томит и думаешь: скорей бы! Потому люди ждали перемен, даже революционных…
«3 февраля. Сегодня начат прием новобранцев, родившихся в 1898 году. Военные дела без особых крупных новостей; политические тоже как будто застыли. Американцы дальше «дипломатической» войны пока не пошли. Общественное дело в России по-прежнему не на рельсах — все идет не к лучшему, а к худшему. Расстройство транспорта полнейшее. Со 2-го по 15-е сократили пассажирское движение, но говорят, что «товарные недели» вносят лишь путаницу и жизнь обывательскую не налаживают. Не хватает топлива, муки, мяса и многого множества необходимых житейских припасов. Все дорожает, ко всему образовываются «хвосты», спекуляция растет, и новобогатые люди бросаются покупать земли, дома, предметы роскоши и дивидентные бумаги. На бирже ажиотаж.»
Экономика страны значительно расстроена. Как всегда, именно на фоне экономического краха начинают, как грибы, расти “новобогатые”, “новые русские”.
Понятно, что, если не хватает топлива и даже муки, недовольство в стране растёт и будет расти. Россия отличалась низкими ценами. Население страны к ним привыкло, и подорожание товаров вызывало в нижних и средних классах реакцию негативную.
«15 февраля. Вчера возобновились занятия наших палат. Ничего выдающегося: слова, слова и слова, то есть «старые погудки на новый лад».
25 февраля. В Петрограде состоялось чрезвычайное совещание о продовольствии Петрограда, которое совершенно расстроилось. Участвовали министры, представители палат, городской голова и председатель земской управы. Признано положение угрожающим, и решено передать продовольствование населения Петрограда городскому общественному управлению.
27 февраля. Созыв чрезвычайного совещания объясняется народными волнениями в Петрограде. Там что-то неладное, но что — никто достоверно не знает, — газеты в Петрограде 25 и 26 февраля совсем не выходили.»
Окунёв – москвич. События, происходящие в столице, до Москвы доходили только из газет. И вот – газеты не выходят. А народные волнения растут. И уже положение Петрограда признано угрожающим. Были ли сделаны какие-то дела? Дела – нет. Были «слова, слова и слова».
Для нас в век интернета может показаться неважным: ну, подумаешь, не вышли газеты. Но газеты в то время, когда не было ни радио, ни телевидения, — единственный способ распространения информации. И если газеты не вышли в срок — явно дурной признак.
«1 марта. В 9 час. утра — 15° мороза. Вот так зима!
Вчера во втором часу дня мне нужно было сходить по делу в Городскую управу, но я не попал туда — у входа стояла громадная толпа и слушала каких-то никому не известных людей, читавших телеграммы из Петрограда. Это просто листочки без заголовка, как видится, спешного и подпольного набора. Там говорилось (рассказываю не в последовательном порядке и с пропусками, т. к. за шумом толпы и за частыми криками «Ура!» было очень трудно услыхать все отчетливо): что Дума по получении указа о роспуске продолжала заседать, и появившихся в зале заседания жандармов обезоружила, выбрала Временное правительство, состоящее из Родзянки, Бубликова, Гучкова, Сазонова, Милюкова, Гурки и еще кого-то, не расслышал, — и послала телеграммы в Ставку и Главнокомандующим Фронтами. Царю, чтобы утвердил это правительство, а иначе, мол, самой династии грозит опасность, воеводам — чтобы не считались с прежним правительством, и они ответили приблизительно так: Брусилов — «Будьте уверены, что я исполню свой долг перед родиной», Рузский — «Я с народом» (или «за народ»). А Царя ждут из Ставки в Петроград 28 февраля, или сегодня, и он, будто бы согласен с новым правительством. Всему этому предшествовали в Петрограде полицейские схватки с манифестантами, затем перестрелка…
Сегодня с утра раздача в булочных хлеба по карточкам (на человека 1 ф. печеного, или 3/4 ф. муки) и картина поразительная — нет таких ужасающих хвостов, которые были и вчера весь день, и вообще все последние месяцы
Телефон работает, он и вчера останавливался лишь периодически, но зато опять не вышли газеты и не идут трамваи. Что делается на белом свете: на войне, в Петрограде и даже в Москве, — строго говоря, никому правдиво не известно. Одно только несомненно — водопровод, освещение, банки, торговля и занятия в присутственных местах — идут своим порядком (пока).
В первом часу дня пошел «куда все идут», т. е. к Думе. И, начиная еще от Лубянской площади, увидел незабываемую картину. По направлению к Театральной и Воскресенской площадям спешили тысячи народа обоего пола, а в особенности много студентов и учащихся. С высоты от Лубянского пассажа вдаль к Охотному ряду темнела оживленной массой, может быть, стотысячная толпа, И между пешеходами то и дело мчались в разных направлениях грузовые и пассажирские автомобили, на которых стояли солдаты, прапорщики и студенты, а то и барышни, и, махая красными флагами, приветствовали публику, а та, в свою очередь, восторженно кричала им «ура». Лица у всех взволнованные, радостные — чувствовался истинный праздник, всех охватило какое-то умиление. Вот когда сказалось братство и общность настроения. А я, стар уж что ли стал, чуть не плакал, сам не зная от чего, но, во всяком случае, не от «сжигания старых богов» и не от любви к новым, которых, по совести сказать, ни я, да и многое множество москвичей пока достоверно не знает.
Революция все-таки уже в полном ходу, и пока, благодаря Бога, в бескровном виде. Все дело, конечно, в солдатах. Говорят, что к 2-м часам насчитали предавшихся Временному правительству 40.000 чел., но будто бы Кремль окружен войсками, преданными старому строю. Вот на этой почве возможно страшное столкновение. В ожидании этого ли или вообще от невозможности в такой исторический день усидеть на своем месте, все магазины, склады, конторы и присутствия к трем часам дня позакрывались. Кто спешит по домам, кто «на позиции», т. е. к Думе, на Красную площадь, к казармам. Где интереснее — не знаю, но толпа невольно тянет к себе и пойду в нее опять, пролью новые слезы и от страха за будущее сына и всех сыновей России, и от надежды на лучшее для всех будущее. Да здравствует единение народа в пользу скорого мира и порядка в нашей стране! Долой старых безумных, бессовестных правителей и да заменят их люди энергичные, мудрые и честные!»
Вот так… Проливая слёзы, изнемогая от опасений перед неизвестным новым… но всё же — с радостью расставаясь со старым, которое могло дать человеку 400 граммов хлеба… и всё. В сердце людей надежда на правителей энергичных, честных, мудрых. В общем, эти знакомые настроения мучают нас на протяжении всей нашей истории. Люди были уверены в очень скорых переменах: сменится власть и в одночасье наступят долгожданные мир и порядок. На‌-
дежда на мудрого правителя — сентиментальная слезливая русская политическая идея. И вот, вполне возможно, что именно она и не даёт Росси жить! Никто по-настоящему не ощущает себя гражданином Родины. Это тоже объяснимо: русские всегда мало имели политических прав. Народ в политических правах правящие классы постоянно ограничивали. А то вдруг что для себя потребуют?! Потому и сложилось в народе: вот они там сидят наверху — пусть и думают, как нам жить; а наше дело — маленькое. Всё будет в порядке, если будет мудро править царь (князь, император, генсек, президент и т.д.)
«Сегодня настроение у всех высокоторжественное, бодрое и веселое, заметно всеобщее единодушие — все прочли о такой великой, почти бескровной революции и поняли, насколько велико значение ее для жизни русского народа и воинства. Старому, кажется, ни у кого нет ни сожаления, ни веры в возврат его. В таких громаднейших толпах, которых не собиралось ни в коронационные торжества, ни в революцию 1905 года, ни на похороны С. А. Муромцева, — поразителен порядок. Народ заполняет все тротуары, всю ширину мостовых, но стоит показаться группе воинов или автомобилю, как сейчас же раздается по сторонам и, как в сказке, образуется моментально свободный проход или проезд. Даже в этом сказывается могучее значение единения настроения. Многие украшены красными лентами. Войсками сегодня уже предводительствуют не одни только прапорщики, а настоящие старые, боевые офицеры — полковники и подполковники. И им сопутствует полковая музыка, которая звучит победно и торжественно, и тем еще более поднимает всеобщее настроение, обращая его в сплошное ликование. Вчера у меня еще не было полной уверенности в торжестве народной власти, но сегодня она непоколебима…»
«.. Власть перейдет к Регенту Вел. Кн. Михаилу Александровичу. Наследником будет Алексей.»
В России большие надежды возлагались на новую власть: царская власть, ограниченная конституцией, в которой будут учтены права всех сословий.
В 1861 году в России было отменено крепостное право – фактически, рабовладельческий строй. Согласитесь, что вторая половина 19 века – это не такая уж дремучая древность! В России до второй половины 19 века было узаконено рабство, которое называли другим словом: крепость, крепостное право. Сколько бы ни говорили наши современники, что все помещики были хорошими и потому рабам-крестьянам жилось очень хорошо – это так и останется «пастушеской зарисовкой»… Эдакая «пастораль»: красивые пастушки с дудочками в руках и очаровательные пастушки в веночках и кружевных юбочках. Реальность не была таковой. От отмены крепостного права до революции — задумайтесь! — прошло всего 56 лет! За это время не успело смениться даже одно поколение!
Помнится, Господь сказал Моисею, что в землю Обетованную не войдёт тот, кто старше 20 лет. Объясняется всё просто: человеку сложно избавиться от мировоззрения, с которым он жил всю свою сознательную жизнь. В России живы те, кто привык иметь рабов, и живы сами рабы. Они-то вот и собрались строить обетованную Россию.
Россия уповала на то, что власть возьмёт в руки Михаил Александрович, учтёт все ошибки своего брата, вырастит своего приемника Алексея… И начнётся процветание России.
«4 марта. Другое говорят и пишут о Михаиле Александровиче. Этот не сочувствовал политике брата и всей своей жизнью зарекомендовал себя, так сказать, демократически. Чуждался блестящей придворной жизни, любил «помещичью» жизнь, литературу, искусство и восхищался английской конституцией. И даже женился попросту (на «разводке» Вульферт, дочери московского адвоката С. А. Шереметевского, и имеет от нее одного сына, Георгия Брасова). Когда ему привезли последний манифест Николая Второго, он категорически отказался принять корону и только после уговоров заявил, что если Дума и народ пожелают, то он примет на себя лишь Регентство, впредь до созыва Учредительного Собрания. Вообще, настолько был корректен, что даже Керенский подошел к нему и сказал: «Вы благородный человек. Я всем и везде дам знать о ваших словах и вашем поведении.» После этого, то есть 3 марта, в Петрограде он подписал следующий акт: «Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнения народа. Одушевленный единой со всем народом мыслью, что выше всего — благо родины нашей, принял я твердое решение в том лишь случае воспринять Верховную власть, если таковая будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного, тайного голосования Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.»
“…протодиакон К. В. Розов (мой старый приятель) и при новом режиме показал свой удивительный по силе и красоте голосище, на всю площадь провозгласивши многолетие «Державе Российской, ее правителям, союзникам, православным христианам и христолюбивому воинству».
6 марта. В газетах процедуру отречения описывают очень трогательно. Царь вел себя очень корректно и как-то по-христиански величаво»…
Казалось бы, ничего не предвещало хаоса. Цари – бывший и будущий ведут себя благородно и корректно, народ поддерживает порядок… И вот она, первая тревожная нота: «Временное правительство, однако, постановило лишить Николая Второго и его супругу свободы. За ним поехали в Ставку и привезут в Царское Село.»
Казалось бы, должно понимать абсурдность решения: зачем же лишать свободы царскую семью? Ведь никто не защищался и не оборонялся. Поведение царской семьи адекватно и благородно. Однако, жало демонического своеволия уже впустило яд в тело России. Люди пребывают в эйфории. В таком состоянии они легко принимают насильно навязанные идеи и, порою, становятся безвольными проводниками чужих, а отнюдь не собственных замыслов. Понимает необратимость процессов и Николай Окунёв:
«8 марта. Вчера приезжал в Москву Министр юстиции Керенский, был в Городской Думе, которая впервые собралась в новом составе (не так давно кассированном), в судебных установлениях и в Совете рабочих депутатов. Говорил речи, не особенно интересные, но в Совете рабочих сказал, что наш пролетариат должен быть «хозяином страны». Слова знаменательные. Они очень объемисто суммируют засилие рабочих. С самого начала революции было заметно, что наши буржуазные партии ослабли, и выпустили из рук будущую власть. Трудно думать теперь, чтобы у нас обосновалась конституционная монархия. Будет, должно быть, республика, а стало быть, будут и кровопролитные раздоры среди несчастного народа, так долго голодавшего и угнетавшегося.»
“Народа, долго голодавшего и угнетавшегося”… Гнёт и голод портит сознание человека. Какие бы мы ни рисовали пасторальные картинки, но взгляд голодного человека очень страшен. И не так много на планете Земля людей, которые в скорбях становятся благородней и краше. Это из области «религиозной мифологии»: «страдания украшают душу!» В реальной действительности страдания портят душу, уродуют и калечат её куда чаще, глубже и страшнее, нежели нам думается. Последствия страданий бывают непоправимы и необратимы. Раб, сбросивший оковы — это не пастораль с дудочкой и веночком! Вряд ли голодный помилует тех, у кого в руках был всегда кусок хлеба и не только хлеба. Да и главная беда: у раба очень слабо развито чувство Отечества.
«10 марта. Уже и Царя арестовали и привезли в Царское Село. Как тяжело читать о его позоре! И как безжалостны газеты, сообщающие о нем «всякие скверны». Свергнули с Престола, взяли власть в народные руки, ну и слава Богу, но зачем же лягать, плевать. Теперь он не Царь, а человек… и нужно предать его воле Божией, а не хулиганам на поношение. На грех-то еще, у него все дети больны серьезно. Несчастная семья!
Самое великое, самое отрадное в пережитых днях — это полная отмена смертной казни. Самое печальное — ослабление воинской дисциплины».
Процесс, что называется, пошёл. Нельзя было просто сменить власть, нужно было непременно её поносить. Но когда поносят и хулят безнаказанно тех, кто был наверху, — всегда(!) слабеет дисциплина внизу. Снежная лавина тронулась. У имеющих власть не достало ума корректно поступить с царской семьёй и не следовать чужой указке. Но если теперь можно безнаказанно кидать камни в бывшего царя, то, решил народ, стоит ли церемониться с какими-то генералами, офицерами армии? А вот и новая, точнее старая беда:
«16 марта. Члены нового правительства принесли в Сенате русскому народу присягу, по старому противо-Евангельскому образцу, т. е. с клятвой пред Богом.»
А Господь запретил клятву. Но для нас ли сказал?
«2 апреля. Христос Воскресе!
8 апреля. В общем, не очень радостно. Мы целый месяц все парили в облаках и теперь начинаем спускаться на землю и с грустью соглашаемся, что полная свобода русскому человеку дана еще несколько преждевременно. И ленив он, и недалек, и не совсем нравственен. И, что горько особенно, нет сейчас «пророка в нашем отечестве».
14 апреля.
Сегодня начинается вторая тысяча военных дней, т. е. вчера был 1.000-й день от начала войны. Дай Бог, чтобы новая тысяча оборвалась как можно поскорее и начались бы нескончаемые тысячи мирных дней!»
Вот она, заветная мечта – прекращение войны. Но как она отдалилась!
«19 апреля. И мы «буржуи» уже как-то мало верим в мощь такого воинства — воинства, не по форме одетого, расстегнутого, неподтянутого, не признающего в своем укладе чинов и старших, всекурящего, бредущего гражданской косолапой походкой и готового, в случае чего, «дать в морду» своему начальнику, якобы раньше тоже дававшему им, солдатам.
27 апреля. Вообще сейчас не разберешься в новой жизни — не знаешь, что в ней переменилось к лучшему, а что к худшему. К сожалению, много даже в новом-то скверного. Экспроприации с каждым днем учащаются… все происходит безнаказанно: грабители подстреливают или режут сопротивляющихся и разбегаются непойманными. За отсутствием полиции и за несовершенством милиции ничего не разыскивается — будь то деньги, вещи или какой товар, даже целыми возами. Грабят не только ночью, но и днем. Не разбираются и с местностью. Все это вопиющее безобразие происходит и в захолустьях, и на центральных улицах.
2 мая. Как гром с ясного неба: отказался от обязанностей военного министра А. И. Гучков. Уж если он, которому доступны все тайны войны, пришел в отчаяние от настоящего положения, то кто же теперь будет верить в доведение войны до победного конца? Причина та, конечно, что «на началах случайных решений отдельных групп, съездов и митингов никогда не будет ни благоустроенного государства, ни благоустроенной армии». А отчего еще раньше ушли петроградский командующий и наш Грузинов и подали в отставку Брусилов и Гурко? — Все оттого же — войско сейчас не войско, а орда, живущая и управляемая митингами. Сам Совет рабочих уже как будто спохватился: признал открыто гибельность разрушения армии неподчинением непосредственной власти и в таком смысле сделал публичное обращение к армии.»
Россия сама себя обезглавила и сама привела свою армию в состояние нестабильности, разложения, гниения. Аристократия так и не сподобилась провести всенародное голосование, о котором просил великий князь Михаил Александрович. Возможно, именно потому, что всё хотела решать сама. Она, который раз, оттеснила от государственной жизни народ. А народ решил, что он и сам может взять власть в свои руки.
«12 мая. Настолько все безотрадно, что не хочется и писать даже. Но «взявшись за гуж, не говори, что не дюж», скрепя сердце, продолжаю. Беру «Русское слово» за 11 мая и черпаю оттуда такие «приятные новости»: в газете «Труд» появилось следующее объявление, начинающееся словами: «Товарищи воры, грабители!» — далее, конечно, приглашение «объединиться» и т. д.
По Петрограду разъезжает грузовой автомобиль, с которого женщины и дети разбрасывают «манифест к народам всего мира», подписанный каким-то «прапорщиком графом Головкиным-Хвощинским», начинавшийся словами: «Ослы! Из-за чего вы воюете?»

13 мая. Н. А. Морозов там же сказал против настоящей «свободы» так верно: «безграничная свобода была у первобытного дикаря. Это был, конечно, самый свободный демократ, но он был людоедом.»
Куда ещё точнее сказать! Самый свободный – это людоед. Вот когда созрел недобрый «плод Синода»: люди, давно отпавшие от Тела Христова, дорвались до свободы, которая, конечно же, в их сознании ничем не ограничена – не только волей Божией, а даже элементарными нравственными человеческими нормами.
«16 мая. Действительно сейчас самое страшное время для матери нашей — России. Ее раздирают на части ее же дети. С каждым днем все ухудшается, дорожает и разваливается. Грабят и убивают не только ночью, но и среди бела дня. Если бы прочитать за какой-нибудь один день все русские газеты и суммировать все деяния солдат и граждан, то получилась бы не революция, а рёвоэволюция. Едва ли было что-нибудь более разнузданное в истории минувших революций. Рано мы расхвалили свою — сглазили должно быть!
22 мая. Керенский ездит по фронту, целуется, говорит, как Минин, его качают, аплодируют, дают клятвы идти, куда велит, но на деле этого не показывают: погрызывают подсолнушки да заявляют разные требования. А в тылу взрывы, пожары, железнодорожные катастрофы, аграрные захваты, республики по городам и даже местечкам, погромы, грабежи, самосуды, недохватка необходимых продуктов и материалов и страшное вздорожание жизни.
27 мая. В Большом театре Керенский выступил в качестве оратора в благотворительном концерте-митинге и стяжал новые лавры своему зажигательному красноречию. Лозунг «не будьте жадными, трусливыми, не бойтесь свободы, верьте в лучшую жизнь для всех». В театре устроили аукцион его портретов с автографами (просто увеличенная фотография) и продали один за 15.200 р., другой за 8.200 р., третий за 5.000 р. и четвертый за 1.100 р…. Куда уж тут и Шаляпину!»
Керенского называли «Говоритель». Болтуны, возможно, мнят себя маленькими богами, когда много говорят. Если взять современную нам действительность, то и у нас столь распространено говорение; сколь, например, телевизионных передач, в которых много говорят и жарко спорят о государственных делах. Говорители твёрдо убеждены, что они делают дело. Но… это только у Бога Слово есть Дело. Господь Словом сотворил мир. Но наши слова маловесны. И не меняют ничего. Они мертвы без дел. Пока одни говорят, пытаясь создать в народе иллюзию дела, народ, не обращая внимания на иллюзионистов, начинает сам вершить свои дела. Всё бы хорошо, да беда, когда самые низменные инстинкты и страсти начинают вылезать на свободу из ничем не обременённого ума – не обременённого ни волей Господней, ни моральными человеческими нормами, ни любовью к своему народу и Родине, ни жаждой процветания России. Само понятие Россия для раба — пустой звук. Никто не воспитывал патриотов. Да это и невозможно: патриот всегда ощущает достоинство; патриот не бывает унижен, а униженный не может быть патриотом. И это отсутствие уважения к народу, отсутствие патриотического и религиозного воспитания явилось миной замедленного действия, которая, наконец, взорвалась, когда скинули верховную власть: “Ура! Теперь всё можно!” И из каждого полез хам и головорез…
«1 июня. Вопль моего друга поэта П. А. Оленина-Волгаря на злобу майских «российских безобразий».

Умирающая мать.

На одр страдальческий
повержена недугом,
Со смертью борется
в последних муках мать,
А дети жадные схватилися
друг с другом
Ее наследье отнимать.
О Родина моя! Уже ли нет надежды?
Голгофа ждет тебя! Путь
на ее кресте,
И делят уж твои кровавые одежды
Твои же дети в слепоте.
О, крикните же им все те,
В ком чувства живы:
«Убийцы матерей, что делаете вы?
Иль нет сердец у вас?
Иль души ваши лживы,
А честь и совесть в них мертвы?»

Современники революции воспринимали случившиеся события, как величайшую трагедию, которую россияне сотворили собственными руками, пребывая в духовной слепоте и невежестве. И виноваты в этой трагедии были все – от царской власти до «товарища вора». Как смотрим на это мы? Атеисты и коммунисты – с бравурной радостью: народ взял власть в свои руки! А православные и сторонники нового царя – в недоумении: и каким же образом хорошую, райскую жизнь в России удалось заменить на беду? Не иначе, как дело бесовское! Знамо дело, бе­совское. Только вот совершено оно не бе­сами, а массово отпавшими от Бога людьми. А таковыми являлось, в подавляющем большинстве, всё население России, несмотря на образа, висевшие в каждой хате, в каждом доме, и несмотря на то, что все «ходили в церковь».
«Официанты забастовку, кажется, прекратили. Будут теперь получать чуть ли не 400 р. в месяц. Но сейчас же началась забастовка дворников и благодаря этому московские улицы, не исключая и центральных, представляют собой мусорные ящики. Все, что ни выбрасывается на улицы и на тротуары, так и лежит теперь дня 4 без уборки. По тротуарам ходить стало мягко: лоскуты бумаг, папиросные коробки, объедки, подсолнечная шелуха и т. п. дрянь вплотную, а дворники сидят себе на тумбах, погрызывают семечки да поигрывают на гармошках.
18 же числа в Москве и Петрограде состоялись опять социалистические демонстрации. Большевики носили плакаты с надписями: «Долой власть и капитал», «Долой 10 министров-капиталистов», «Война войне», а то и такие: «Долой, долой и долой». Что долой? — Аллах ведает!
5 июля….«сеть дьявольская», в нея же впадеши и изыти из нея не можеши.
11 июля. Все революция, да революция, а где же Христианское Великое государство — Русь-матушка?»
Строчкой выше был ответ: «сеть дьявольская», в нея же впадеши и изыти из нея не можеши». В сеть диавольскую впал весь народ, лишённый до этого полноценной и полнокровной церковной жизни и нормального воспитания, а так же уважения к себе и друг другу. Нет, не горстка большевиков с Лениным, ведомые зарубежным вражьим перстом, совершили революцию. К своей кровавой године Россия непоколебимо шла многие-многие годы… Несправедливость и безбожное отношение к своему народу имеет свой конец. А все революции имеют одну схему: кто был снизу – станет сверху; станет для того, чтобы тот, кто был сверху – стал снизу. Потому не только «русский бунт» (А. С. Пушкин), но любой бунт, в любой стране — слеп, беспощаден, безумен: будь то восставшая «чернь» или дворцовый переворот.
«7 августа. Бедняжку Николая Александровича Романова отвезли с семьёю в Тобольск. Ведь это настоящая Сибирь: 2.800 верст от Петрограда и 250 верст от ж.-д. сообщения. Каково-то этой изнеженной семье жить зиму в таком жестоком климате, и чем она виновата, что родилась для царствования, а не для ссылки? Сердечно жалко их, как жалел и тех, которых цари и Николай ссылали в тот же Тобольск и дальше.
15 августа. Ходил на Красную площадь посмотреть на Крестный ход и молебствие по случаю открытия всероссийского Церковного Собора. Тысячи хоругвей, сотни священнослужителей в золотых ризах, торжественный звон по всей Москве, и все это под куполом жаркого ясного дня. Зрелище великолепное и умилительное, но, к сожалению, оно не привлекло несметных толп народа. Не то ему теперь нужно — не хоругви, а красные флаги ведут его за собой. И это очень грустно: сердца грубеют, развивается эгоизм, исчезает красота жизни.
17 августа. Вчера, то есть 16-го, в Храме Христа Спасителя состоялось первое торжественное заседание Церковного Собора. В час добрый, да поможет России хотя бы надежда на духовное просветление православных! Если бы они объединились, то это была бы сила сильнее «пролетарской».
Конечно, православные, когда их много – великая сила. Но могла ли Россия, «ходившая в церковь», именовать себя Русью православной? Ведь за все годы, столетия после 1700 года царская власть не удосужились восстановить патриаршество!
«22 августа. петроградские революционные воины под предводительством самого Керенского победоносно, блестяще арестовали бывших Великих Князей Михаила Александровича и Павла Александровича, вместе с их семьями и прислугой, людей безусловно порядочных и, вероятно, для революции безвредных, а для спасения России, быть может, и очень даже полезных.»
Помним, что до этого Керенский, ещё в начале марта, восхищался благородством Михаила Александровича и собирался донести об этом слова до потомков! Предлагал власть, обсуждали всенародное голосование… Но слова и остались словами. На деле – арест великих князей с семьями и прислугой.
«1 сентября. Даже поэты заговорили прозой. К. Бальмонт в «Утре России» напечатал статеечку…: «Изменился, — говорит, — только лик порабощения… совесть России сейчас не свободна — на ней узда и ярмо».

Не собрал я этим летом Божьей жатвы,
Не писал благовествующих стихов,
Видел низость, празднословье, лживость клятвы,
Миллионы обезумевших рабов.
Не дышал я этим летом духом луга,
Ни единого не встретил я цветка,
Видел руку, что заносит брат на друга,
Знал, что радость хоть близка, но далека.
Не узнал я этим летом поцелуя,
Слышал только тот позорный поцелуй,
Что предатели предателям, ликуя,
Раздавали столько, сколько в море струй.
Этим летом — униженье нашей воли,
Этим летом — расточенье наших сил,
Этим летом — я один в пустынной доле,
Этим летом — я Россию разлюбил.

Это спел в конце «этого лета» К. Бальмонт. Не правда ли — как больно, грустно, красиво и правдиво?!
7 сентября. А давно ли, перед двунадесятыми праздниками, как завтра, — (Рождество Пресвятой Богородицы) — и солдаты, и рабочие спешили в храмы Божии и мирно молились. Ни парад этот, ни демонстрация благу народному не помогут. Бог отступился от нас, да и недостойны мы Его милости. Московские католики говорят, что их ксендзы в своих проповедях указывают уже на православных как на неверующих и говорят, что за это Бог и победы не даст православным, а были победы у итальянцев, французов, баварцев, и это потому, что те — католики и с политикой Бога не забыли.»
Ну вот и ответ на все происходящие события… Конечно, католики переборщили: были и у нас победы – да ещё какие! Были и у католиков поражения. Но на данный момент – это была горькая правда: с политикой или без неё — не забыть бы Бога!
«Вот образец современных «подпольных» произведений:

Уж сколько лет твердят народу,
Что лесть гнусна, вредна; а только все не в прок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
России как-то Бог послал свободу.
В восторге от грядущих благ,
Россия сшила красный флаг.
И уж республикой себя вообразила.
На ту беду Германия бежала…
Забрала белый флаг, тихохонько подходит;
Вертит хвостом, с России глаз не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Россиюшка, как хороша,
Какие митинги, какие стачки,
Как это ловко ты вывозишь всех на тачке,
Как ты шагаешь смело, прямо,
Какая у тебя широкая программа,
Какое мужество у тебя в груди,
Какой великий путь намечен впереди.
Другие сеют рожь, ячмень да яровые,
А ты одна вертишь вопросы мировые…»

Ну что сказать на сие народное творчество? Народ вдруг огромной целой массой предпочёл не трудиться, а только ходить на митинги и говорить о мировых проблемах… Конечно, можно посмеяться, переделать басню и пустить её в листовках по улицам… а меж тем — все стоят на краю бездны… Более, чем печально…- страшно…

15 сентября. Наряду с бесчисленными беспорядками в городах и селах Российской «режпублики», своею обыденностью уже не пугающих нас, надо все-таки отметить крупные беспорядки в Тамбове и Козлове и их уездах. Разграблена масса лавок, свыше 20 имений. Грабят, жгут хлеб, расхищают имущество, и все это делает наше воинство. Начинается обыкновенно на каком-нибудь рынке, где унюхают тухлую рыбу, и пойдут без разбора уничтожать и воровать все, что подвертывается под руку.
22 сентября. В бесчисленных газетных статьях по поводу бесконечных разговоров на Демократическом совещании мое внимание остановило упоминание о словах великого французского социалиста Жореса: «Революция есть варварская форма прогресса». Какая это жуткая и неопровержимая правда, как приглядишься к нашей революции!
28 сентября. Семья Романовых переведена в Абалахский монастырь, находящийся в 20 верстах от Тобольска.”
Варварская форма прогресса… Что ж, если и был в этом кровопролитии прогресс, о котором мы знаем: тут и лампочки Ильича, и ликбезы, и равноправие, и многие прочие блага, — то получены они через такое варварство, от которого душа содрогается до сих пор: два лагеря молились Богу об истреблении друг друга. Царство, разделившееся на ся, не устоит. И его падение будет великим. Но было бы легче, если бы мы знали, что это – безоговорочно наше прошлое! События на Украине показывают нам, что прошлое самым безумным и непостижимым образом может стать настоящим и будущим! Ведь вопросы, терзавшие Россию сто лет назад, так и не решены. Вопрос, зависший в истории, может потребовать своего разрешения в самый неподходящий момент.
Но продолжим путешествие по дневникам Николая Потопавича…

«21 октября. Вот блага так долгожданной свободы: она спеленала нашу жизнь бессмысленными комитетами, резолюциями, воззваниями, поборами, угрозами, самочинством. Ни есть, ни пить, ни спать, ни дышать свободно не можем. Была одна власть, теперь она над нами, под нами, с боков, сзади, перед нами — взнузданы мы все и уже бесимся. Сами норовим огрызнуться и ударить грозящего нам «товарища» … Состоялись такие «стратегические» советы: как, мол, действовать, если ввалится шайка в 10–15 человек, и как действовать, когда дом осадит толпа в 500−1.000 чел. Таким образом и мы — 12 квартирантов дома Поповых в Просвирином пер., совещались с 9 до 11:30 вечера и решили по двое дежурить вооружёнными с 12 ч. ночи до 7:30 ч. утра.»
Истинная свобода та, которая уважает свободу другого. Но чтобы осознание именно такой свободы поселилось в сердце народа, народ нужно с пелён целенаправленно воспитывать. И как непременное условие: уважение друг ко другу не только на словах, но и на деле. Человек, воспитанный в духе такой свободы, никогда не будет представлять опасности для общества. Это та свобода, которую даровал человеку Господь.
Но есть – другая свобода, искажённая, как в кривом зеркале дьявола. Её лозунг предельно прост: что хочу – то ворочу. Эта свобода во много раз злее даже сообщества животных, ибо и животные всё же как-то помирятся, урегулируют свои отношения и жизнь. И только люди, в голове которых, как ржавый гвоздь, засело уродливое подобие свободы, “неграмотной”, выразимся так, будут грызть друг друга до победного конца. Даже если оба упадут бездыханными — не разойдутся! Гордость! Я и отступил? Всем, кто воспевает абстрактный народ — русский или другой, неважно какой — всё человечество одинаково, нужно об этом помнить!
«23 октября. Вот где фронт, вот где тьма русской силы! Не то чтобы выносилось на рынок то, что произведено за неделю усидчивым трудом, нет, это все приобретено не усидчивым трудом, а устойчивым стоянием в хвостах или ещё проще — грабежом. Никакой застенчивости, никакой тайны в продаже и покупке краденого, или заведомо спекулятивного. Вот оно — торжество хамократии! Вот куда приходите, Максим Горький и другие печальники и учители «великого русского народа», посмотреть, как с публичного торга продастся русская совесть, распоясавшаяся без городового до наглости, до преступления…. Вы часто описывали грязь русских площадей и улиц, художественно и смешно подмечая в этой грязи роль свиней, собак, кошек, кур и ребятишек, — опишите же теперь, как в этой грязи барахтаются, хрюкают, ссорятся, дерутся и похабничают люди-свиньи.
Падение человека было велико. Подавляющее число бед происходило (и до сих пор происходит) не от того, что к власти пришла шайка злодеев, или бесы хозяйничают беспрепятственно. Нет! Но сами люди, которые ещё вчера были вполне нормальными людьми, сегодня вдруг дали в своём сердце волю низменным движениям и помыслам. Каждый старается урвать себе кусок пожирнее, ободрать ближнего, как липку. Вредят ближнему, не желая думать о том, что ближний тоже будет вредить им. И круг замкнётся! А что же власти? По-прежнему разговоры, а грубее сказать – витиеватый трёп:
«25 октября. Керенский, между прочим, сказал вчера: «Я вообще предпочитаю, чтобы власть действовала более медленно, но зато более верно, а в нужный момент — более решительно.» Чушь какая-то!
27 октября. По улицам Москвы пестрят воззвания двух правительств: Керенского и Ленина. Каждое говорит о незаконности супротивного. Вот положение покорного сына отечества! Кому ему подчиняться? Кремль вчера был окружён большевиками-солдатами, но позднее пришли юнкера и казаки и окружили цепь большевиков, а потом, говорят, их в свою очередь окружили новые большевики, и образовался какой-то слоёный пирог.»
По всей необъятной России исчез Покой Божий. И теперь уже не мирные молитвенный воздыхания возносятся в небеса, а ужас, хронический и непреходящий спазм сердечный. Люди все вооружены и постоянно, в любой момент ждут нападения бандитов:
«10 ноября. Ночью никто из мужчин не раздевался и говорят, что так везде по всей необъятной Москве.
В воскресенье 29-го «буржуазных» газет опять не вышло, а в «Социал-демократе» уже напечатан форменный призыв большевиков к оружию, и что власть перешла уже к Советам, а также «декрет о мире», которым правительства и народы всех воюющих стран приглашаются немедленно заключить перемирие на 3 месяца. Декрет подписан «рабочим и крестьянским правительством». С врагами перемирие, а с единокровными братьями беспощадная война.»
Для чего же подписывали перемирие? Очевидно, именно для того, чтобы бить, не отвлекаясь на немца, своих!
В годы нашей уже перестройки самиздат выдавал на-гора вагон и маленькую тележку книг о международном заговоре, о связи большевиков с масонами…. Так же, как перед революцией ходили по России рассказы про немецкую шпионку Алису. Но не так уж нужны нам заговоры масонов, немецкие шпионы и прочая, прочая…. И сами справимся! До того, до чего додумается невоспитанный, дикий, разнузданный народ, не додумается никакой тайный орден! Я говорю не именно о русском народе, я говорю вообще о любом народе, который лишился совести и здравого разума, когда животный, звериный облик затмевает образ Божий в человеке. Это происходит всегда, если в народе не воспитывали правильную свободу и достоинство: едва исчезает власть, в народе начинается светопреставление.
Предполагали ли большевики, что Россия превратится в такой необъятный костёр? Возможно, нет. Или не все. Большинство, видимо, пребывало в своих утопиях. Потому и они мечутся: Луначарский беспрестанно то выходит, то вновь входит в правительство. Из-за бессилия что-либо поменять. Выход Понтия Пилата: не получается? тогда умою руки и уйду, разбирайтесь сами, без меня уже. А мне, мол, очень жаль, что у нас так всё плохо получилось… но ничего теперь не поделаешь!..
«5 ноября. Знаменательно заявление влиятельного большевика Луначарского. Он слышал об осквернении Кремля, о тысячах жертв и восклицает: «Вынести этого я не могу. Моя мера переполнена. Остановить этот ужас я бессилен», а потому — выходит из Совета народных комиссаров.»
Не зная, что делать, новое правительство, как это часто бывает, начинает играть на псевдоновизне: ну, чтобы народ чувствовал, что теперь всё по-новому, не по-царски. И они, дескать, что-то делают! Мы будем видеть по дневнику Окунёва, как власти старательно дважды меняли время, меняли календарь, поменяли даже площади на кладбища и наоборот! Невольно начинаешь сравнивать с нашим временем — когда закон бессилен, экономика желает лучшего, нормы морали бездействуют, начинаются какие-нибудь отвлекающие манёвры: то же самое зимнее и летнее время, которое то отменяют, то вводят вновь; то продажа билетов строго по паспортам, а потом вдруг отмена всех строгостей; то замена справок одних на другие и увеличение их количества до абсурда… И тому подобное: дескать, работаем! Всё меняем к лучшему! Но на самом деле власть не знает, что делать.
«8 ноября. Сегодня опять праздник с музыкой, революционными песнями, процессиями и флагами. Приказано не торговать, не учиться, не работать, а идти на Красную площадь, где вырыты могилы для жертв революции, стоявших на стороне большевиков, † По-христиански и по-человечески говорю — упокой их Господи! Но душа не лежит к афишированию этого скорбного, но мрачного торжества. Я даже не пошёл с утра за народом и провёл день в тиши своей конторы за писанием этой роковой повести. Прости меня, Господи и утешь осиротевших, но не дай торжествовать тем людям, которые сегодня распевали «Мы жертвою пали». Не было надобности в этих жертвах, и мирным путём можно добиться на земле Царствия Божьего. Нужно только быть всем безоружными.»
Да, безоружными, хотя бы внутри своей страны. Помним начало дневника Окунёва: как радовались люди тому, что революция, по их пониманию, прошла мирно. Мирно поменять власть к лучшему – это была совершенно искренняя мечта большинства населения России! Как больно и скорбно именно от этих обманутых, так жестоко, надежд! Изначально никто не собирался раздирать Россию-матушку и свои собственные жизни. Но если впадёшь в сеть диавольскую, то обратно уже не изыдешь. И уже не ты идёшь, а тебя подпояшут и ведут, куда не хочешь. Не об этом ли говорил Христос?!
«Из армии несутся мольбы, жалобы и стоны самого страшного содержания: «Медлить больше нельзя. Не дайте умереть от голода. Армия Северного фронта уже несколько дней не имеет ни крошки хлеба, а через 2–3 дня не будет иметь и сухарей»… «Люди больны, раздеты, разуты и обезумели от нечеловеческих лишений».
«У самой кремлёвской стены, напротив верхних рядов, погребены сегодня борцы за власть большевиков. Похороны были гражданские. Музыка и песни революции. Могилы вырыты на площади торжественно, а не где-нибудь в тиши кладбищ. Все это как-то не идёт простому русскому человеку. В народе, окружающем могилы, было какое-то мстительное настроение: из-за буржуев погибли, вот мы им покажем! Я не без опаски крестился и шептал «царствие им небесное!» Может, такое моё настроение контрреволюционно?
15 ноября. На Красной площади без церковной обрядности похоронено более 400 человек. 3-го числа на Братском кладбище состоялись трогательные похороны по христианскому обряду 37 молодых людей (юнкеров, студентов, сестёр милосердия), погибших в неравном бою с большевиками. Говорят и пишут, что их провожала несметная толпа. На могилах говорились речи, из коих речь Н. И. Астрова довела меня до слез. Он сказал что нужно, и, может быть, его слова проймут озверевшие сердца наших настоящих властителей. Но едва ли они удосужатся прочитать описание этих похорон. Бедные молодые люди! Думали ли они, что сложат свои головушки на Братском военном кладбище от своих же братьев, с которыми, быть может, иные шли рука об руку на настоящем ратном поле против неприятеля. Упокой, Господи, их и пожалей плачущих и скорбящих о них!»
Обратим внимание: автор дневника искренне желает прощения грехов и упокоения в Царствии Небесном всем – и большевикам, и юнкерам. У него большое человеческое сердце: живя в таком пекле, он скорбит обо всех заблудших, обо всём русском народе. А мы? А мы, живя в относительно благополучное и далёкое от тех событий время, почему-то ненавидим большевиков и готовы проклинать их и желать им ада… Вот оно…падение человеческое… подстерегло и нас. Может быть, читая скорбные строки из дневника Окунёва, и мы исправим, хоть немного, свою душу? Ведь “по любви узнаете”? Почему у простого русского человека, жившего в ту страшную годину, хватило сил любить всех, хотя он много пострадал от определённой категории людей, а у нас, которым те люди непосредственно ничего не сделали, сил любить не хватает? Об этом стоит задуматься!
Наконец, совершается событие, которого вся Россия ждала более трёхсот лет: избрание патриарха. Надо сказать, что очень многие из аристократии, интеллигенции, купечества, буржуазии, крестьянства и служащих – словом, самых разных слоёв населения, оказались на стороне революции именно ради этого ожидания! Не понятно, почему царская династия Романовых столь упорно не отдавала часть власти Церкви. Это упорство стоило ей жизни.
«22 ноября. Вчера в Успенском Соборе состоялась интронизация «Святейшего Московского и всея Руси Патриарха Тихона».
Но, к сожалению, большинство народа уже не оценило этого события. Величайшие церковные перемены прошли мимо него. Если бы избрание святейшего патриарха состоялось раньше — при ещё достаточно твёрдой царской власти, возможно, изменились бы к лучшему сердца людей, и народ бы ожил, задышал. Но теперь большинство населения страны окончательно отпало от церкви. Избрание патриарха уже никак не затронуло их озверевших сердец. Человеку голодному не дали хлеба, поэтому он взял хлеб сам. И это насилие отравило его сердце. Лучше не родиться тому, кто толкает ближнего на соблазн греха…
«24 ноября. Печальное известие об убийстве Духонина, к великому сожалению, подтвердилось. Сам Крыленко защищал его, но матросы до того озверели, что убитого Духонина продолжали расстреливать и терзать штыками. Такого варварства и от русских нельзя было ожидать.
Товарищ Керенский! Где вы сами, где ваши убаюкивания, где ваше железо, где ваши портреты, акционировавшиеся за десятки тысяч руб., где ваши глупые поцелуи, дифирамбы бабушкам и дедушкам революции, ваши страшные слова о власти медленной, но верной, ваши демократические куртки и панибратство с курьерами министерских домов, и зачем вы дерзаете ещё обращаться к народу и к солдатам с бледными, выдохшимися уговорами «опомниться» и заявляете, что вы не сложили ещё власти. Что толку для России, если она когда-нибудь опять попадёт к вам? Ну вас к чёрту — уйдите от нас или спрячьтесь в свою скорлупку, которую бедная, неразумная Россия приняла было за ясли спасителя Родины. Никакого вам оправдания – вы не друг, а враг своего отечества, и враг не по идее, а по вашему человеческому ничтожеству!
27 ноября. Любой край теперь, кроме нашего, раем кажется, и тянет туда. Вот когда познаётся величие той истины, что «где справедливость – там и родина»! У нас же нет справедливости, стало быть, нет и родины!»
Беснование заразно. И передаёт эту заразу диавол через зелёное зелье. Ничего нового в этом нет. Обычно все бунты тесно срастаются с хронической попойкой. Душа и ум пропиваются и тогда – вяжите, бесы, руки и делайте, что хотите…Уж каким способом пустите потом в расход алкоголиков – так и будет. Кто помешает? Сознание народа спит беспробудным сном. Разум и совесть тоже. В такие лихие годины особенно сказывается то, что народ был полностью отстранён от государственных дел. Человек не имеет навыка самоуправления. Потому разнузданности предела нет.
«29 ноября. Воинственному азарту наших преторианцев помогает винное зелье. В Петрограде приступом взяты дворцовые винные погреба, и по всей России громятся всякие винные склады. Вино льётся рекой, в нем товарищи прямо купаются. Никакими силами нельзя приостановить это пьянство. Сам Луначарский заявил в Смольном, что в Петрограде царит пьяный ужас…Кое-где заранее вино выливают в реки, в канализационные трубы и т. п. Так, например, в Москве уничтожены громадные запасы Удельного вина…
Наш рубль ценится теперь за границей в 4 копейки.»
Так прошёл год. Мучительный год, потрясший и поставивший воистину на дыбы — на дыбу всю страну. Наступил 1918 год. Что принесёт он измученной России?
«20 января. Патриарх «Московский и всея России» Тихон обратился «ко всем чадам православной Церкви российской» с посланием, начинающимся текстом из Апостола (Гал. 1,4): «Да избавит нас Господь от настоящего века лукавого». В нем он запрещает творящим «кровавые расправы» приступать к Тайнам Христовым, анафемствует их, если они по рождению своему принадлежат к Церкви православной, а «верных чад православной Церкви Христовой» заклинает не вступать с ними в какое-либо общение. В послании говорится, что обряды крещения, брачные «открыто объявляются ненужными, излишними. Святые храмы подвергаются разрушению, ограблению и кощунственному оскорблению. Обители святые (Александро-Невская и Почаевская) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием.» Послание заканчивается призывом всем встать в защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Церкви и «если нужно будет, и пострадать за дело Христово».
А вот следующие строки вновь нас обращают к началу трагедии. А оно, начало это, не в 1917 году! И об этом надо помнить! Не для злопамятности, а для того хотя бы, чтобы не повторить кровавые события прошлого.

«За последнее 15-летие было как-то стыдно рассказывать, что я, мол, хожу в церковь, говею, крещусь на церковь, люблю церковное пение и т. д., «черносотенником» считали за это. А вот все эти дни и в «Русск. ведом.» и в «Утре России» и в других «буржуазных» газетах уже запестрели статьи, что церковные деятели могли бы и должны вступить в защиту разрушаемой жизни, против анархии, против безверия и проч. Выходит, «что имеем — не храним, потерявши — плачем».
Церковные власти должны «вступить в защиту разрушаемой жизни»… Но что же могут они теперь?! Если вера истинная осталась лишь в горсти верующих людей, противостоящих современной им России и всему миру… Церковь триста лет просила половину власти. Не всю, а половину! Но Пётр 1 ударил по столу кортиком: отныне кортик — “патриарх” и церкви, и народу, и России. Но с таким “патриархом” далеко не уедешь! Каждый, приходящий после, царь или царица, могли исправить положение дел. Не захотел никто! Больше были озабочены погонями за старообрядцами, нежели восстановлением власти и порядка в церкви. А теперь вот “церковь должна!”… должна спасти страну, которую распинает обезумевший, далёкий от Бога люд. Только подумать: целых 15 лет в России царской было стыдно признаться, что веруешь и ходишь в храм. Вера была не в моде.
«23 января. При занятии Александро-Невской лавры убит протоиерей Скипетров. Все эти печальные церковные события возбудили в петроградской массе народа религиозный подъем. В Лавре красногвардейцы чуть-чуть не были растерзаны громадной толпой, сбежавшейся к Лавре по набатному звону. В воскресенье 21 января был организован из всех петроградских церквей крестный ход в Лавру. Газеты насчитывают участников чуть не полмиллиона. Однако такая «оппозиция» ныне царствующему классу нисколько их не напугала. Сегодня напечатан декрет Совета Народных Ком. об отделении Церкви от государства. «Каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой… Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей… Преподавание религиозных вероучений во всех учебных заведениях не допускается… Никакие церковные и религиозные общества не имеют права обладать собственностью, прав юридического лица они не имеют. Все имущество их объявляется народным достоянием.»
27 января. Объявлена реформа календаря в таком виде: «Первый день после 31 января с/г считать не 1-м февраля, а 14-м, второй день считать 15-м» и т. д.
…Что делается у нас на Руси! Прямо «пугачёвщина»! Я как раз перечитал пушкинскую историю пугачёвского бунта и смотрю в неё, как в зеркало настоящих событий. Одни указы Пугачёва столько таят в себе такого творческого материала, который переработался теперь в «декреты народных комиссаров». А Советы думают, что кладезь их премудрости от Маркса!»
Помним, конечно, как учили в школе: «Безумству храбрых поём мы песню»… Бездумно повторяли, по сути, очень страшные слова. С каких пор безумие стало цениться?! Психология революций такова: нужно сделать так, чтобы люди воспринимали безобразие, как норму. Тогда революционные вожди не будут попрекаемы. Ведь теперь нужно безумие вместо мудрости, бесстыдность вместо целомудрия и скромности, хамство вместо воспитанности, злоба вместо добра и любви, безобразие вместо красоты…. И до сих пор все революции готовятся именно так. Появляются люди, науськанные дьяволом, которые вдруг начинают учить молодёжь обратным «ценностям». И глядишь, вновь подготовят пирушку для нечистой силы. То-то наживутся на людских слезах и крови!
Есть такая старинная притча. В колодцах отравили воду. Кто выпьет воду — станет безумным. Однако один мудрый человек сделал себе запас чистой воды, чтобы сохранить свой рассудок здравым. Но чем же кончилось дело? Он не смог жить среди безумцев! Они ежедневно совершали дикие для нормального человека поступки и называли безумным его! И тогда он, не выдержав, вылил весь запас чистой воды и напился отравленной, ибо не вынес тяготы иметь здравый рассудок, живя среди безумцев!
Вот в этом вся картина революции…

Следующая запись вновь возвращает нас к печальному осознанию, что рабство в России было ещё совсем недавно. Об этом говорилось в статье выше. Но… как умолчать и не остановиться вот на этих строках:
«…7/20 февраля. около 3-х часов дня получил известие о кончине своей матери. Она долго хворала. Кажется, нет такой болезни, которой бы она не перенесла за свою долгую жизнь. Ей почти 85 лет (родилась 24 сентября 1833 г., в дер. Чащи, Покровского уезда Владимирской губернии). Она ещё 28 лет жила под крепостным игом, и все крестьянские работы, включительно с пашней, были её обязанностью, чуть не до 35-летнего возраста. Одним словом, это была поистине трудовая жизнь, жизнь безропотная, снискавшая ей громадное уважение, прежде в крестьянском, а потом и в купеческом кругу. До последних часов своей жизни она сохранила моложавое лицо, отчётливый голос, ясные глаза, несогбенную фигуру, великолепную память и острый, пытливый и внимательный ум.»
Бог мой! Мать очевидца революционных событий была рабыней 28 лет своей жизни! Стоит ли удивляться тому, что народ выплеснул на свою страну, не ценившую свой народ, не заботящуюся о нём, всю накопившуюся ярость, ненависть, презрение и злобу?
Да, мать Николая Окунёва была уважаемым человеком и не вела себя так, как новоявленные «народные революционеры» и “товарищи”. Но ведь люди разные! А смиренных, мудрых и волевых людей на белом свете не так уж много. Не удивительно, что история Руси пестрит мрачными предсказаниями. В общем-то, Пифией быть не надо, предсказав, что раб когда-то взбунтуется и постарается уничтожить рабовладельца и весь его род!
«…Предсказание Лермонтова, написанное им ещё в 1830 году:
Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мёртвых тел
Начнёт бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать;
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймёшь,
Зачем в руке его булатный нож.
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.
«5/18 марта. М. Горький в «Новой жизни» отмечает, что «грабят изумительно, артистически. Грабят и продают церкви, военные музеи, продают пушки и винтовки, разворовывают интендантские запасы, грабят дворцы бывших великих князей, расхищается все, что можно расхитить, продаётся все, что можно продать, в Феодосии солдаты даже людьми торгуют: привезли с Кавказа турчанок, армянок, курдок и продают их по 25 р. за шт. Это очень «самобытно», и мы можем гордиться – ничего подобного не было даже в эпоху Великой французской революции.»
И это не художественный вымысел писателя, а сущая правда. Я, как современник Горького, – сим свидетельствую, что это самая натура. И на другой день наш высокодаровитый бытописатель пишет почти о том же, причём не один раз сокрушённо восклицает: «Издохла совесть!» Именно «издохла»… Скоро и сами мы будем дохнуть с голода. Уже в Петрограде с 6-го марта будут распределять для жителей конину, о чём объявляется продовольственным советом.»
Заметьте, воруют и перепродают всё и почти все! Мы как привыкли рисовать себе революционную картину? Разворовывали церковные ценности. Разумеется, это дело антихриста и атеистов. Атеисты ненавидят Бога. Однако по записям Горького мы видим иную картину, ещё более страшную: воруют, продают, уничтожают вообще всё! Человек сошёл с ума и уничтожает и продаёт саму свою жизнь. И, конечно, как удержаться от соблазна работорговли? Ведь их отцы и матери, самое большее – бабушки и дедушки, были рабами. А почему теперь сыновьям и внукам не стать работорговцами?! Мысль достаточно привычна и не нова! Да и разница выгодна: тогда они были рабами, а теперь рабы – другие, а они – “товарищи”!
Что ж… «мощный человек» вершит своё чёрное дело. Всё более населения прельщается сим безумным «мощным человеком». Почему не попробовать? И только бедные русские матери скорбят о своих бедовых сыновьях. Но у трезвомыслящего “человека-товарища” это вызовет лишь горькую, как полынь, усмешку… Попробуй-ка, повороти распоясавшихся сынков, не желающих слышать ничего о Божием Царстве! Будет ли этот выросший под два метра сынок слушать свою старенькую мамашу?
«13/26 марта…за молебнами теперь то и дело слышатся моления о здравии и спасении «заблудшего воина» такого-то. Это, должно быть, старозаветные мамаши скорбят за своих сынков, пристроившихся в какой-нибудь комиссариат или в красную гвардию. Что-то чеховское: как в его «Панихиде» – записочка об упокоении «Блудницы».
«3/16 апреля. паровоз на Русском заводе, благодаря демократизации зоологического лозунга «Рви!», обходится теперь в 600.000 р. Всякие «совдепы», «совнаркомы», «кавомары», «главководы», «центротопы» и другие сочетания букв русского алфавита – тоже «рвут». Печатный денежный станок окончательно изнемогает. Все разрушается, и ничего взамен не создаётся, кроме новых советов, комиссариатов, комитетов, отделов, подотделов, комиссий и трибуналов, требующих только денег, денег и денег и дающих лишь декреты, постановления, распоряжения о налогах, контрибуциях, конфискациях, национализациях и всяких других акциях.
6/19 апреля. Новочеркасск переходит из рук в руки. То его возьмут отряды Каледина, то опять советские войска. Сущая трагедия!»
Самая истинная трагедия для населения, когда власть переходит из рук в руки! Вновь пришедшим везде видятся те, кто, якобы, сочувствовал выгнанной власти. И дела нет до того, что люди готовы попрятаться в погреба и подвалы и не глядеть уже ни на какую власть! Но как обойтись без «козла отпущения»? И, как видим, оголтелое повышение цен – яркое свидетельство краха государства. Власть неспособна править. Потому все только безумно гребут под себя. Человеческое сознание заменяется на сознание курицы, которая, как утверждают некоторые биологи, очень близка к динозаврам. У кур, как у вымерших их предков, в голове только инстинкты. Сознание, которое мы иной раз встречаем у какой-нибудь собаки, кота иль лошади, коровы, им неведомо. Вот в эту куриную оболочку враг рода человеческого заталкивает людей. Образ Божий в каждом человеке? – помилуйте, о чём вы?! Что увидели – на то и набросились, и стали рвать каждый себе, даже не понимая, что вырывают друг у друга из клюва. Уже не люди, а эдакие птеродактили!
«15/28 апреля. Сегодня вербное воскресенье. Погода чудесная, день солнечный — в тени не менее 16°, но Москва не на «вербе», как бывало, шумевшей на Красной площади. Теперь она на Девичьем поле и, как пишут газеты, малолюдна и невесела, а Красная площадь заселена теперь убиенными революционерами, самый же Кремль заперт и строго охраняется современными жандармами — латышами, ибо там «сами» живут, т. е. Ленин, Свердлов и их опричнина. Невероятно даже, чтобы Кремль был открыт и в наступающие святые дни Страстной и Пасхальной недели. Устраивая праздник 1-го мая в среду Страстной недели, народные вожди хотят отучить русский народ «от предрассудков», т. е. от поклонения Христианскому культу. Так на что же теперь ему Кремль, Чудотворные иконы, гробницы Святых, гробницы Патриархов и Царей?
20 апр./З мая. В Страстную Среду 18-го апреля по приказу правителей Москва и вся верноподданная большевикам Русь праздновала Первое мая, нисколько не смущаясь совпадением пролетарского праздника с днём скорби о Христе. Решили, что печальный колокольный перезвон не помешает звукам марсельезы и интернационала, а на то обстоятельство, что такая музыка мешала богомолению верующих, — плюнули, конечно. Стоит толковать о таких предрассудках! …Не так было многолюдно, и в общем очень скучно. Сами манифестанты видимо колебались – кем им быть в этот день: революционерами или просто «русскими», – ведь в душе-то все-таки скребло напоминание, что Страстная Среда когда-то напевала им совсем другие песни. Зато флагов, флагов – целый океан. А разные «правительственные» здания, памятники и кое-где кремлёвские стены – вдосталь разукрашены кумачом, лентами, надписями, кистями и всякими ненужными выдумками; в одной Москве потрачено на это 200.000 р., а по всей России – многие миллионы. Вот вам и «ткань» нашлась…»
Изумляет одно: как долго мы не будем учиться и будем с желанием и рвением наступать на одни и те же грабли? Людям нечем прикрыть наготу, нет денег, чтобы купить себе одежду. Но на море флагов ткань нашлась. Это революционная черта? Увы, нет! Население России и в наше время страдает от безденежья, от нехватки обуви, одежды, продовольствия, необходимых вещей. Власти, при всеобщей необъятной дороговизне, самым серьёзным (или курьёзным?!) образом рассуждают: хороша ли продовольственная корзина из 4 – 8 тысяч на месяц? А у студентов вся корзина в 600 рублей умещается! Традиционный лозунг: «Затяните потуже пояса!» Но если уж надо провести мероприятия – тут нас никто не переплюнет: всё с размахом! И кто бы ни проводил сии мероприятия – везде одно и то же: государственные органы, церковь, казачество, спортивные общества – все деньги уж найдут! Будут и ткани, и корзины с цветами, и музыка, и дорогие вина с икоркой… При том, что население, фактически, каждая семья из простонародья, рассуждает: купить сегодня лишнюю буханку хлеба, потому что есть хочется, или экономить, чтобы хватило скудных грошей до конца месяца? Ужасающе постоянная привычка нашего народа!
«Первого мая к вечеру огромное красное полотнище, закрывавшее изъяны, причинённые Никольским воротам во время октябрьского переворота, когда была разбита икона Николая Чудотворца, порывом ветра было разорвано, и таким образом ясно обнажилось как раз то место, где скрывался под красной тканью образ. На другой день собралась к воротам огромная толпа людей, видавшая в этом чудо. По требованию верующих был совершён из Казанского собора к Никольским воротам крестный ход, и там отслужен молебен. А затем явились конные стражники и разогнали всех, сделав даже несколько выстрелов, к счастью, в воздух.
21 апр./4 мая. Вышел новый иллюстр. ежедн. журнал «Пламя», издаваемый Петроградским Совдепом, под редакцией самого Луначарского. Там есть такие стишки:
Сняты двери с крепких петель.
Бунт, свобода, счастье, слава.
Блещет грех, как добродетель,
И неправом стало право.
Бог был кошка, Бог был камень,
Был драконом и луною,
То земля, то гром, то пламень,
Бог стал духом и мечтою.
Ближе утро – и бесплотней,
И прозрачней сновиденье,
Исчезает лик Господний,
Как дым фабрик в воскресенье.
Подписано: «И. Я.»
Должно быть, Иероним Иеронимович Ясинский. Был почтенным старцем, средним писателем – сделался прохвостом и от революционного угара разучился говорить по-божески, по-человечески и – замяукал кошкой или зашипел змеёю. Да исчезнут его гнусные писания со страниц журналов в пламя печек!
Одним словом, не идёт такому глубокому старцу такая кощунственная линия. О смерти пора поду-мать, Иеронимушка!
22 апр./5 мая. Христос Воскресе!»
Теперь новая власть опять пойдёт в атаку на церковь. Даже стариков, хулящих перед своим смертным порогом Бога, власть поддерживает морально и печатает на страницах газет и журналов. Силы бесовские изрядно разгулялись на Русской земле и теперь уже не хотят выпускать из своих когтей обезумевший народ. Церковь – первый им враг. Ведь Церковь тоже воспользовалась свободой революции и попыталась вернуть себе былую силу и патриаршество, а значит и былое влияние на сердца людей. Люди… ну, ещё немного дадут потешиться бесам, а потом – не выдержат. Человек не может долго жить в таком кошмаре. И российский народ попытается обрести истинный порядок. Но путь будет только один – через Православную церковь. В недалёком будущем, перебесившись, затоскуют по тишине и пойдут в храм. Но этого-то и не хочет допустить нечистый лукавый дух. Потому поднимает он народ на Церковь…
Ну, а вот вам и перемены жизни! Ждали? Получайте! Пусть эти перемены пока поморочат вам голову: «2/15 мая. Сегодня в 12 часов ночи по московскому времени вся Россия должна поставить стрелку часов на час вперёд и уж впредь исчислять время не по петроградскому, а по московскому меридиану.»

«4/17 мая. «Товарищи», перевозившие Царя из Тобольска в Екатеринбург, хотели бы в своих сообщениях об этом путешествии ещё раз поглумиться над несчастным Царём, его супругой и семьёй, подчеркнуть его ограниченность, её гордость и их презрение к царской фамилии, – но получается, как раз обратное впечатление: хочется презирать самих палачей, а фигура Царя невольно растёт и показывает нам, что это человек незаурядный. Какая-то высокая порядочность так и сквозит во всех его словах и поступках. Он необыкновенно прост, искренен и, что умилительнее всего, – покорен воле Божьей. Какая тирания – разлучить родителей с единственным больным сыном; он оставлен пока в Тобольске вместе с сёстрами. Дай Бог им всем пережить эти бедствия и поскорее устроиться где-нибудь подальше от «товарищей». Я уверен, что они уже не мечтают о старом величии и не стремятся вернуть его. Действительно, «тяжела ты, шапка Мономаха!» И не в наше время поднимать ее, пусть она лежит себе в оружейной палате (впрочем, теперь немудрено увидеть её и на Сухаревке под полого какого-нибудь «товарища»).»
А чтобы сильно народ не задумывался – ни над тем, стоит ли казнить Царскую семью, ни над тем, чтобы порадоваться восстановленному патриаршеству да пойти, наконец, в храмы к Евхаристической Чаше… — вот вам «для пережёвывания» новые изменения:
«С 1-го июня введено, наконец, новое «часоисчисление», с переводом стрелки на этот раз уже не на час, а на два вперёд.»
Что ж, если мало перемен, можем и ещё раз перевести время! И даже так можно сделать, чтобы 21 час вечера почитался за 7 утра. Чем «удивительней», тем дольше будут ходить с замороченными головами… Что, собственно, и нужно для сил диавольских.

Есть мнение, что французы, первыми издавшие дневник Окунёва Николая Потаповича, намеренно убрали из него первую часть, где говорится с патриотическим восторгом о начале Первой мировой. Возможно, и так. Но имеют ли убранные главы столь решающее значение? Мы видели, что и начало революции у россиян вызвало восторг в самых разных слоях населения – от рабочих и студентов до высшей аристократии. Однако этот восторг бесследно исчез при первых признаках слабой буржуазно-аристократической власти. Едва народ понял, что партии больше разговаривают, нежели делают, появилась тревога: что-то будет? Буржуазно-аристократическая власть не имела чёткой программы. Вся программа сводилась приблизительно к такому: скинем самодержавие, а там – что получится. Да вот ломать – не строить! Сломали быстро. Царь Николай Александрович, полагая, что всё нужно принять со смирением, оставил трон. Он долго не знал, что брат, великий князь Михаил Александрович, отказался принимать корону. Об этом тоже сказано у Окунёва. Большевики, в насмешку стали печатать личные дневники царя Николая 2. И вот из этих дневников и видно, что Николай Александрович долго пребывал в неведении.
Если бы аристократия действительно хотела конституционную монархию, то, зная о благородстве и патриотических чувствах царской семьи, вполне могла дать Романовым обсудить меж собой, каков будет для России наилучший выход. Но братьям не дали не только посоветоваться, но и держали в глубочайшей тайне действия одного от другого.
Когда расправились, то есть арестовали царскую семью, тогда, осознав, что никакой конструктивной программы у них нет, аристократия и буржуазия решили переложить бремя власти на плечи народа. С виду получается очень гуманно: народ был угнетаем, так вот мы теперь пролетариату передадим права, пусть вершат судьбами России. Но был ли пролетариат достаточно образован, а главное – воспитан?! Ведь образованием и воспитанием народа никто до сих пор не занимался, если не считать разрозненные народовольческие кружки, где учительницы-революционерки занимались ликбезом. О религиозном воспитании и вовсе говорить не приходится!
И вот на этот самый народ, который в Бога верил лишь на уровне «ходить в храм» и «поместить в красном углу образа», не имевший хоть какого-то образования и должного патриотического воспитания, лишённый прав и свободы, не знающий что такое политика и международные дипломатические отношения – на этот народ «спихнули» бремя власти: будет республика! Самоубийственное решение! Трусость и безответственность знати обратилась погибелью им самим же… И ещё многим-многим людям, коих именуют «средний класс». Этот средний класс составляет всегда основу всякого государства. Именно из него, в подавляющем большинстве, выходят лучшие умы, учёные и врачи, учителя и инженеры, хорошие специалисты в разных профессиональных сферах. Знать сильно соблазняют деньги, роскошь. Можно просто кутить и не особо заниматься делами. Самые бедные и обездоленные – им не до государства. А вот средний класс – это база, основа всякой страны. Но именно эти средние и оказались в революционных жерновах! Большинство из них не имели особняков за границей и уезжать им было некуда. Однако, они довольно неплохо жили, и потому их безоговорочно причислили к “буржуям”. Растоптав и уничтожив средний класс, революционеры оказались перед бездной…
«24 мая/6 июня. Ленин и Троцкий опять бурно были встречены и бурно провожены. Их речи вызывали громы аплодисментов и доставили обычное удовольствие их обычным и верноподданным слушателям, но в печати (кроме «ихней»), в народе, в обществе, в трамваях — махнули рукой на эту болтовню, начинающую походить на болтовню Керенского. Собственно, они подливали масла в огонь — науськивали тех несмышленых или бессовестных дураков, которые снаряжаются теперь в крестовый поход по деревням за хлебом якобы для рабочих. (А где теперь рабочие: они или в деревнях, как землеробы, или в безработных, или в мешочниках.) Кто у кого будет отнимать хлеб — нищий у вора или вор у нищего, и кто теперь по хлебу не вор или не нищий? Если вдуматься поглубже, то окажется, что каждое брюхо теперь и вор, и нищий. Редкий, кто не приобретает хлеба воровским, незаконным способом, и редкий, кто ест теперь его вдоволь.
26 мая/8 июня.Очередное крылатое завывание Троцкого: «Да здравствует гражданская война!»
Понятное дело, когда не знаешь, чем заняться, начинаешь агитировать за войну! Всё население страны низвергнули на уровень воров… голодных воров. Современники отмечали, что у революционеров не было даже марксистской-энгельсовской программы. Потому умы людей отвлекали либо войною, либо всякой мишурой и выдуманными праздниками. Не смей не порадоваться, а то расстреляю!
«10/23 июня. «Сатирикону» не нравятся советские эксперименты, и он так вышучивает постановление об ассигновании на памятник К. Марксу миллиона: «В этом проекте много здравого смысла и истинной любви к покойному, а именно: так как Марксу, по милости большевиков, придется еще не один раз перевернуться в гробу, то во избежание этого и ставится на могилу русский памятник. Придавит — не перевернешься.»
А вот свидетельство со стороны – англичане.
“17/30 июня. В английской палате общин Ллойд Джордж, полемизируя с депутатом Кингом, много сообщил любопытного белому свету о нашей матушке-России: «Россия находится в состоянии совершенного хаоса… Кинг ошибается, что в России одно правительство: есть правительство на Украине. А кто же являются правительствами в Баку, кто на Северном Кавказе, кто на Дону, какое правительство не только в Сибири, но и в каждом отдельном городе Сибири? Мой почтенный коллега не найдет одного и того же правительства даже в двух соседних деревнях… Нельзя говорить о русском правительстве, существующем для всей страны… Де-факто есть правительство в Москве. Но точно так же де-факто существуют правительства и во всех других местах.»
А дальше и Асквит лягнул нас (и поделом, конечно). «Невозможно говорить о власти, существующей в России, как о правительстве…»
Когда много правительств – начинается междоусобица. Появляется лидерство то одних, то других партий, которые, конечно, никакого другого способа выяснить отношения друг между другом, кроме «товарища маузера», не знают.
«24 июня/7 июля. сообщается, что эсеры начали восстание против Советской власти, т. е. захватили «телефон, комиссариат Дзержинского, его самого и члена комиссариата Лациса». «Затем эсеры начали ряд военных действий, заняв вооруженными силами небольшую часть Москвы и начав аресты советских автомобилей.» А советская власть, ничтоже сумняшеся, «задержала, как заложников, всех бывших в Большом театре делегатов 5-го съезда советов из партии левых эсеров».
В Росси использовалась безумная тактика: сделать каждого не только вором, но и палачом. Эту тактику использовал с успехом ещё Пётр 1: казни вот того и того; не казнишь – казним тебя. Но после того, как казнил – ты у нас на крючке. Руки в крови. Мы тебе всё припомним. И если не хочешь уходить на небеса – послушно исполняй наши приказы. Нечто похожее было и во время революции. Только с ещё более широким масштабом. Предлагалось каждому россиянину убивать собрата. Вот, к примеру, обращение Ленина:
«30 июня/ 13 июля. Еще до трагической развязки измены Муравьева был отдан «всем, всем, всем» радиотелефонный приказ Ленина, что Муравьев объявлен врагом народа и «всякий честный гражданин обязан, поймав его, немедленно застрелить его». Нет уж, Владимир Ильич, стреляйте лучше сами, какие мы честные — мы просто голодающие по милости вашей высочайшей честности!
Каждый день кому-нибудь †, каждый день новые сироты, новые вдовы, новые панихиды или гражданские похороны. Действительно, революция — это ужас. Стоят ли результаты ее таких неисчислимых жертв? Вечная им всем, вечная память!»
Тяжелее всего то, что средний класс оказался сломан и растоптан морально через лишение детей. Каким образом? Дети молоды. Они хотят жить. Поэтому ищут выход. Ну, пусть 50-летние или 60-летние родители по-старинке ходят в храм, плачут там и ставят свечки. Старого уже не вернуть. Поэтому нужно устраиваться на службу к новой власти и как-то приспосабливаться к жизни. И вот родители, растившие своё чадо «Богу во славу, Отечеству на пользу, родителям на утешение» вдруг узнают, что чадо работает в каком-нибудь комиссариате и получает там зарплату. Дети приносят деньги родителям, делятся с ними зарплатой. А родители воспринимают эти деньги, как «иудины 30 серебреников»… Но и отказаться от них не могут, ибо помирают с голода… Какая сердечная мука родительская! Вечная память им, бедным скорбящим отцам и матерям, жившим и умиравшим с саднящим, кровоточащим сердцем!
Вот и Николай Потапович пишет о сыне следующее:
«3/16 июля. Сегодня наш георгиевский кавалер, бывший офицер, а теперь секретарь какого-то информационного отдела какого-то военного комиссариата, получил жалованье что-то рублей 600 за месяц, ну и угостил родителя «клубничкой». Если все «это» затянется еще на несколько месяцев, то, чего доброго, из моего сынка выработается целый комиссар.
Одним словом, как уже сострили в «Сатириконе» год тому назад, отмечая его геройское поведение на австрийском фронте, я мог сказать про него, что он «вошел в историю», теперь же надо откровенно записать, что он «влетел в историю».

«6/19 июля. Второй день невеселая, дождливая, прохладная погода, а новости — не приведи Бог, какие мрачные! Намекают в печати, а еще определеннее говорят, — наш старый красавец Ярославль, знаменитый своими древними храмами, почти разрушен беспощадной артиллерийской стрельбой. Холера охватила всю Россию, мрут от нее в Петрограде, Москве, Нижнем, Царицыне и везде, где развевается новый флаг с буквами «Ресефесере», — мрут сотнями в день. Но в советских известиях обо всех этих всенародных бедствиях самые безучастные, сжатые сведения. Зато отмечено в ликующих выражениях подешевление клубники: «хорошую, красную можно уже купить за 2 р., а есть на болоте и за 70 к. — только мелкая». Так и читается между строк, что, мол, проклятые буржуи, — съели гриба!
††† Но самое скверное, самое страшное сообщено сегодня о том, что болезненно ожидалось целый год, — Императора Николая Второго расстреляли…»
В «Правде» по поводу трагического конца Николая Второго, конечно, передовица, повторившая давно известную и всем надоевшую легенду о «кровавости» расстрелянного Императора. Статья заканчивается так: «С двух сторон он был связан с империализмом разбойничьих государств Европы. Там будут плакать о нем. У русских рабочих и крестьян возникнет только одно желание: вбить хороший осиновый кол в эту, проклятую людьми, могилу.» Так напутствуют молодые правители в «горния селения» своего старого предместника. Но смотрите, товарищи! Как бы вместо осинового кола эта историческая могила не вырастила пару хороших столбов с перекладиной. И Толстой верил в Бога не больше Свердлова, но почему-то начал «Анну Каренину» евангельским текстом: «Мне отмщение, и Аз воздам».
А по моему простодушному мнению, на могиле Царя мученика не осина будет расти, а прекрасные цветы. И насадят их не руки человеческие, а совесть народная, которая выявит себя, если не в ближайшем будущем, то по прошествии времени, когда пройдет этот чад, угар, когда забряцают лиры и заговорят поэты. Родится и вырастет другой Пушкин, «прольет слезу над ранней урной» и возведет печальный образ несчастного Царя на благородную высоту, на которую он взлетел, собственно, свергаясь с царственной высоты в тундры сибирские. Вечная ему память и милость Божия на Суде Его Великом!
Покойный Император был моим ровесником. Мне почему-то никогда не верилось, и сейчас не верится, что он был таким, каким его безапелляционно считали не только социалисты, но и монархисты. Мне думается, что я не ошибаюсь, применяя к нему Шекспировские слова: «В жизни высшее он званье человека — заслужил». В его предках было больше «царя», чем человека, а в нем больше «человека», чем царя. Вечная ему память! И никто не помешает мне молиться за упокой его души, и я должен это делать, потому что только в его царствование я и пожил. Было все: и бедствия, и неприятности, и утери, и разочарования, но не такие, какие предстоит пережить, включительно с предсмертными обстоятельствами; были и радости, и удачи, и приобретения, и очарования такие, каких уже никогда и нипочем впредь не будет.
Прости-прощай, самые лучшие два десятка моей полувековой жизни! Иду остальным путем уже ковыляя и нисколько не надеясь на лучшие времена. Вечная память своему невозвратному детству, юности, молодости и мужеству, а рабу Божиему, новопреставленному Николаю: Царство Небесное! †”
Самые скорбные слова, которые часто можно услышать в народе: «и жить не жил»… или «всего-то и пожил»… Жизнь дана человеку для радости, для постижения Бога, для счастья. Но если из человеческой жизни мы выделяем всего несколько лет – вот всего-то 2 … или 20 лет жизни и счастья, а всё остальное – мрак… и будущее беспросветно – это повергает любого человека в тоску, в муку смертную.
«13/26 июля. Понемногу у нас в России вводится рабство, вроде как бы крепостничество возвратилось.
«Правда» громит сегодня ополченца-«буржуазного сынка» такими словами: «Ты воспитан, вспоен и вскормлен чужим трудом, ты, благодаря преступлениям своего отца (?!), вырос в довольстве и неге, ты хочешь продолжать преступный путь твоих предков, поэтому ты враг рабочих и крестьян, которые хотят уничтожить всякое порабощение (?!) и всякую нужду. Я тебе не могу доверить винтовку, но я тебя использую как рабочую силу. Я поэтому тебя призываю своим декретом от 20 июля в тыловое ополчение для черной работы под присмотром тех, у кого в руках есть винтовка. Вот тебе лопата, метла и щетка (а Троцкий третьего дня говорил проще — про одно только помело). А если ты уклонишься от ополченской службы, я тебя разыщу и предам суду Трибунала, который тебя судить будет, как изменника, а имущество твоих родных я конфискую и употреблю в обеспечение семей красноармейцев.»
Разве не в рабское положение попадают бедные «буржуазные сынки» за прегрешение своих отцов?
Вот здесь налицо главная беда. Когда человек говорит: рабство – это плохо; его больше не будет нигде, никогда, ни под каким видом… мы защитим права всех, — это одна революция. А вот когда человек говорит: рабство – это плохо; достаточно я намучился, теперь побудешь рабом ты – это другая революция. У первой есть перспективы. У второй – нет.

«7/20 августа. Пятого числа был на Красную площадь Крестный ход по примеру 9-го мая. Я, грешный, не был на нем, и думаю, что он не очень был люден. Еще в церкви заметно было, что молящихся не так много, причем преобладали женщины. Настроение у всех подавленное. Новое моление: «О страждущей державе Российской». Совершенно правильное определение, и куда правдивее прежнего эпитета «благоверной».
Мужчин в храме почти нет. Они либо включились в революционную борьбу, либо пребывают в унынии и заняты выживанием. Ну, а женщины – они, как водится, до последнего вздоха молятся о своих кровинушках-детях и мужьях.
Поразительно всё же добросердечное воспитание того поколения! Не любил Окунёв Романовых, но о казнённых скорбит безутешно. Ленина вовсе презирал. Но когда Ленин оказался ранен – Николай Потапович говорит о нём вдруг с человеческой теплотой: «21 авг./З сентября. Ленин мужественно борется с тяжкими поранениями. Одна пуля засела в надплечьи, другая в шее. Стреляла правая эсерка Каплан-Ройд.» Воистину люди того времени умеют плакать с плачущими, даже если эти плачущие – их враги.
«28 нояб./11 декабря. В воздухе — боязнь издохнуть от грядущих голода и холода и страх пред близким днем, когда в кармане не будет ни копейки, а на столе — требование о контрибуции, налоге или штрафе. Для многих такое положение нравственно невыносимо, и я знаю некоторых, которые жаждут одного только: поскорей бы посадили «в бутырки», а там хоть трава не расти! В сущности, и я бы не прочь, но что будет делать семья?!
29 нояб./12 декабря. Я как-то плакался, что починка часов, купленных за 26 рублей, обошлась мне в 40 р., но вот вчера узнал от одного «бывшего» маленького пароходчика, что его пароходишко, стоивший ему 12.000 р., новые хозяева решили ремонтировать и представили смету на ремонт в сумме 125.000 р. А ты — про свои часы!»
Не все выдерживали. Кто-то заболевал от тоски и умирал. Кто-то накладывал на себя руки, как потом это сделает жена самого Николая Потаповича. Бедные люди! Может быть, Господь простит им их слабость духа и помилует за пережитые страдания и надрыв.
«5/18 декабря. Накануне Николина дня, который по указу нечестивейшего нашего правительства, конечно, праздноваться не будет, — был за всенощной и там до слез расчувствовался от убожества церковного. На входных дверях объявление: «Придите православные на помощь Храму Божиему. Средств нет, топить Храм нечем. Приносите с собой хотя бы по поленцу.» И действительно: несмотря на толпу молящихся и на массу горящих свечей, холодище в храме невозможный. Духовенство под облачениями в шубах, как за крестным ходом на Иордане, и, кажется, некоторые из причта в валенках. Служат, против обыкновения, торопливо, не истово. Вот оно как сказалось «отделение церкви от государства»! Нет, стало быть, средств к существованию церквей. Что толку, что предоставлено самим верующим заботиться о благосостоянии храмов и их служителей! Но не предоставлено верующим свободно посещать храмы. Вот, например, завтра, а также во многие другие праздники, особенно в двунадесятые, — в церквах едва ли соберется много молящихся: большинство (и я, многогрешный) должны идти на службу. Теперь везде введены такие листы, на которых должны являть собственные подписи, и эти листы в 10 с четвертью ч. утра относятся в президиумы фракций, которые строго следят за непришедшими на службу и карают их первые разы вычетом однодневного заработка, а потом и увольнением со службы. Так как же тут праздновать людям, для которых каждый завтрашний день сулит если не полный голод, то основательное недоедание?!
Батюшка, Никола Милостивый! Смилуйся над нами, грешными, — помоли Бога о мире всего мира и о благостоянии Святых Божиих Церквей!
29 дек. 1918/11 января 1919. Был на праздниках на родительских могилах в Алексеевском монастыре (в женском) и увы! и там поселены красноармейцы, со всеми своими бранными доспехами и бранными словами. Явное глумление над Христианскими обителями: неужто для женского монастыря нельзя было найти других каких постояльцев или учреждений?»
Как видим, даже людям церковным стало невмоготу оставаться в прежнем благодушии. Но кто их укорит?! Службы идут торопливо, без должного благоговения. Некоторые храмы, стараясь привлечь народ, истосковавшийся по культуре и театрам, начинает привлекать к службам лучших певцов, переманивает голосистых диаконов и батюшек. Даже расклеивали афиши: на службе такого-то числа будут петь такой-то и такой-то, исполнятся духовные произведения таких-то авторов. Люди, чтобы как-то отвлечься от ужаса реальной жизни, шли в храм толпами. Только вот можно ли их было назвать богомольцами в полном смысле этого слова? Не для оперы в храм идут. А с другой стороны – как выживать батюшкам, регентам, певчим, лишённым всяких гражданских прав?
«31 дек. 1918/13 января 1919. «Керенок» не только лишних, но и вообще «собственных» давно уже не имею, несмотря на всю скудость жизни (пища: конина, черный хлеб и картофель; выпивка: чай с сахаром вприкуску). Но, вероятно, минувший год, если доживу до будущего 1920 года, будет позднее вспоминаться очень сносным годом, потому что нет ни с какой стороны надежд на улучшение жизни для нас, для всех, всех…
…Эта заварившаяся с 1914 года каша не сварится еще много лет.»

Девятнадцатый год…
Нет, стыдно нам слабеть теперь душою,
На нас теперь священный долг лежит;
Недаром Бог судил нам в дни такие жить!
Ведет последний бой, бой насмерть, свет со тьмою!
Почтим же жребий наш; исправимся — пора!
Пойдем вперед, а отступать забудем.
Для преуспеянья и мысли, и добра,
Всем, всем пожертвуем — рассчитывать не будем,
Любовью, радостью и жизнию самой…
Виктор Гюго
Да, когда человек осознаёт вдруг значимость происходящего – борется свет со тьмою! – тогда в нём просыпаются новые силы, открывается второе дыхание. Наверно, что-то похожее переживал и Николай Потапович, коль уж процитировал такие строки Гюго. А иначе – как бы выжил?
«2/15 января. Французский журнал «Пур-Ту» сообщает, что в мировую войну было мобилизовано 100 млн. человек, † Число погибших достигает 14 млн. и превосходит число умерших в обыкновенное время в 30 раз. На долю европейцев приходится 13 млн. жертв, не считая граждан, погибших на поле брани, умерших от поранений, нанесенных снарядами, и от болезней. Таких жертв насчитывается около 600 тыс. Раненых — 25 млн., из них 8 млн. — полные инвалиды. Благодаря уменьшению рождаемости население на всем земном шаре уменьшилось по крайней мере на 14 млн. В общем, следует считать, что потери людьми равны 32 млн. Всем участвующим в мировой войне она обошлась в 700 млрд.»
Вот уж пир бесам!

«5/18 января. Ужасные пошли строгости во всех советских учреждениях, в железнодорожных, например, за опоздание на службу в 15 минут арестовывают с 4 до 9 вечера, а за большее — до утра следующего дня. Кроме того, на провинившихся накладывают еще наказания в виде принудительных работ по очистке снега, уборке помещений и т. д. Никакие причины опоздания в уважение не принимаются, а их ли теперь нет! — на днях началось выключение электрического освещения в квартирах на время с 11 ч. вечера до 5 ч. дня следующего дня, и вот, чтобы поспеть на службу к 10 ч. 10 минутам, — надо всем вставать не позднее 8 час. утра, а в этот момент еще так темно, что «вставания» многим произвести прямо невозможно за темнотой, ибо ни керосина, ни свеч ни у кого почти нет. В нашем «водном» ведомстве не лучше. В «карцер» пока не сажали, но многих уже за 2–3 случая опозданий уволили.»
И вновь человечные строки о тех, кому ну никак не симпатизировал Окунёв. Видно, этой душе претит всякое насилие. Даже если оно совершается над насильниками. Николай Потапович скорбит о самосуде и расправе. Но это не вся часть страданий! К сожалению, и как ни странно, смерть германских большевиков принесла новые физические и моральные мучения россиянам:
«† Главари немецкого большевизма Карл Либкнехт и Роза Люксембург были арестованы, а потом убиты толпою демонстрантов, вырвавших их из рук правосудия (как принято говорить с точки зрения существующей власти) и учинивших этот прискорбный самосуд. По другим версиям, Либкнехт и Люксембург застрелены конвоем при попытке к бегству.
Вследствие этого события, вместо праздника Крещения, завтра готовятся обычные в таких случаях демонстрации с «обязательным» участием «всех, всех, всех» трудящихся, с флагами, похоронными и революционными песнями.
О продовольственном вопросе сам Ленин заговорил с тревогой. За вторую половину 18-го года было заготовлено хлеба 67,5 млн. пудов, но из них не вывезено и двадцати миллионов. Запасы для Питера стоят до сих пор на Волго-Бугульминской ж. д., их оттуда невозможно вывезти. «Изношенность подвижного состава ужасная. Положение транспорта отчаянное.» И вот новый лозунг Ленина: «Все на продовольствие и на транспорт»… Видно, и сам стал недоедать, как и большинство его поневоле-подданных.»
И вновь нахлынула на простого человека тоска и скорбь. Как тяжело, испытав минуты подъёма, опять потерять дух и силу. Изматывают эти «качели»: то вверх, то вниз…
«6/19 января. Плутая по этим новоназванным переулкам, не так давно и с древних времен называвшихся какими-нибудь «Хивами» или «Полуямками», думалось и о старом, и о новом, вспоминались отшедшие от мира сего родные и друзья, на душе были и скорбь и ропот. Молитва и грех. Да, да! молитва и грех: вслед за мысленным поминовением тех усопших, могилы коих в Покровском монастыре, помыслы перескочили на жизнь сих дней, на надвигающуюся нужду, и так захотелось тут же в пути найти сверточек фунта в три… керенок, и оставить их у себя, не предъявляя в Комиссариат. Вот ведь грехи какие!
Спичек 1/2 коробки на душу населения.
18/31 января. † «По постановлению ЧК расстреляны бывшие Великие Князья Романовы: Павел Александрович, Николай Михайлович, Дмитрий Константинович и Георгий Михайлович». Само собой, они не могли не быть контрреволюционерами, но как люди пользовались доброй славой, оттого при царе и не играли правительственных ролей: вероятно, были в оппозиции с самодержавием. Что же касается Николая Михайловича, этого ученого и беспристрастного историка, и искреннего друга литературы, покровителя искусств, то кажется чудовищным даже, как это Горький и Луначарский допустили казнь над таким просвещеннейшим и благородным человеком?! Вечная им память! Павел — сын Александра Второго, Николай, Дмитрий и Георгий — внуки Николая Первого. Несчастные эти монархи — род Романовых: сколько крови от них и на них. Прости их Господи! — а оставшихся в живых их потомков спаси и сохрани!»
Но не приведи Господи хворать бедному нищему человеку! Вот уж кара какая! Болеть – оно всегда плохо. Только любое страдание больного нищего в сто крат усугубляется по сравнению со страданиями больного богатого. А сколько же их было в те годы больных – в нетопленных, промёрзших квартирах, бессильных дойти до базара и купить себе за гроши хоть что-то поесть…Они теперь все – бывшая аристократия, служащие, рабочие – уравнены в праве болеть и умирать в нищете.
«23 апр./6 мая. Меня угнетало все время то обстоятельство, что я мучил своих домашних непрестанными требованиями ухода за мной. Бедная жена моя, она мучилась не менее моего! А еще ужас в том, что у меня не было своих средств ни на лечение, ни на «усиленное питание», и мне пришлось тратить на все это остатки жениных сбережений и брать от брата помощь тысячами рублей. Были дни, требовавшие расходов до 500 р., одним словом, болезнь моя разорила нас, и дело дошло до того, что пришлось мало-помалу распродаваться на Сухаревке. Пока продавали ненужное или лишнее, а потом стали продавать и то, «без чего все-таки можно обойтись». Болезнь еще не прошла совсем, дороговизна жизни все увеличивается, — значит, скоро придется продавать и то, «без чего трудно обойтись».
Не дай Бог никому хворать в такое ужасное время!
Нехорошо и то, что от сына были известия из Славянска, что он в госпитале, что его обокрали. Одним словом, у меня не могло быть настроения, как у терпеливого больного. Роптал, нервничал, капризничал, скучал, тосковал и плакал.»
Сухаревка, превратившая всю Москву в один сплошной рынок, где торговали и бывшая знать, и вор, и последний нищий — как язва на теле Москвы. В годы общественных потрясений жители страны все начинают торговать Бог весть чем. Вся страна заболевает рынком и превращается в один безумный базар.

«Христос Воскресе! Мне особенно тяжело было, что я не мог говеть, не мог ходить в церковь на Страстной неделе и в Пасху (она была 7/20 апреля). Я припомнил, что в Светлое Христово Воскресенье все 50 лет моей жизни я был обязательно за заутреней. (В младенчестве меня носила тогда в церковь мать; она была так религиозна, что и грудных младенцев считала нужным носить на церковные службы.)
7/20 мая. † Зимой и весной сыпной тиф свирепствовал неудержимо. Умерло очень много врачей и, между прочим, мой знакомый Федор Иванович Березкин, главный доктор Яузской больницы, знаменитый хирург, сын крестьянина, а главное — хороший человек. Вечная ему память!†»
Вновь Сухаревка. Она теперь – как гвоздь в ране — в каждой больной душе. Торговала вынужденно и жена Окунёва на этой злочастной Сухаревке. Более всего страшит людей собственное безумие. Жить и так несладко. Но в затуманенном мозгу лишь одно: сейчас урвать себе больше денег, даже если эти деньги завтра ничего не будут стоить. Поэтому само население сознательно повышает цены на товары первой необходиомсти. И жить становится совсем невозможно. Беснующийся обезумевший народ сам затягивает петлю на собственной шее:
«24 мая/6 июня. Покупатели и продавцы по нужде, после нескольких посещений Сухаревки, превращаются сами в спекулянтов, и идет какой-то дьявольский кавардак, круговой обман, взаимное околпачивание, сознательное повышение цен на жизнь.
На днях часовая стрелка подвинута вперед еще на час, так что теперь в 12 ч. ночи можно читать газету без огня, и вставать приходится, в сущности, в 5 ч. утра, т. е. часы-то показывают не 5, а 8 ч.»
Ну, вот и новая новизна вам! Будет на что отвлечься. Опять эксперименты со временем. Инъекция анестезии народу. Позанимайтесь пока часами! Чтобы не так сильно обращали внимание, как теряют достоинство и человеческий облик.
«8/21 августа. Сплошь да рядом какая-нибудь дама, как видится, недавняя купчиха или жена статского советника, еще не успевшая вдребезги износить свои «варшавские» или «венские» башмачки и шелковые чулочки, впряглась в тележку и прет себе домой продовольственной или топливной поклажи пудов 10. Давно ли в Москве столько было разговоров, что завелся легковой извозчик-женщина (единственная на всю Москву), а вот теперь здесь есть десятки тысяч женщин, исполняющих обязанности самих ломовых лошадей!»
А вот для сравнения строчки поэта Евгения Евтушенко из времени «перестройки». Есть у него поэма «Дальняя родственница». http://pitzmann.ru/evtushenko-dalnyaya.htm Скорбное и мудрое произведение. Советую почитать. В нём есть такие строки:

И вдруг — звонок…
Едва очки просунув,
в дверях застряло — нечто —
всё из сумок
в руках, и на горбу, и на груди —
под родственное:
«Что ж стоишь, входи!»
У гостьи —
у очкастенькой старушки
с плеча свисали на бечёвке сушки,
наверно,
не вошедшие никак
ни в сумку,
ни в брезентовый рюкзак.
Исторгли сумки,
рухнув,
мёрзлый звон.
«Мне б до утра,
а сумки — на балкон».
Ворча:
«Ох, наша сумчатая Русь…» —
хозяйка с неохотой дверь прикрыла.
«Знакомьтесь,
моя тётя —
Марь Кириллна.
Или, как я привыкла, —
тёть Марусь»…
Эта “тёть Марусь” прекрасно владела иностранными языками и преподавала их. Но кто бы мог подумать?!
…О, господи,
а в очереди сумрачной
сумел бы я узнать среди ругни
в старушке этой,
неповинно сумчатой,
учительницу —
мать всея Руси?
Пусть примут все архангелы в святые,
трубя над нами в судных облаках,
тебя,
интеллигенция России,
с трагическими сумками в руках…

Да, прошло столько времени между двумя записями: Окунёв –Евтушенко… Но в России мало что поменялось. Время «перестройки», когда власть Советов была низвергнута, как пророчески писал в своих дневниках Николай Потапович, принесло не облегчение, а новые мытарства для россиян. В первую очередь для несчастных русских женщин, которые, как во времена царя, так и во времена революционного становления совдепов, так и в перестройку, как и ныне бредут по улице с потухшими глазами, с «трагическими сумками в руках». И те же мысли написаны на их челе: как спасти сыновей? Как прокормить семью? И так же ставят свечи в церкви, надеясь, что Господь не даст сыновьям загинуть. Кажется, что уже сама Русь выглядит, как её исстрадавшиеся дочери.

«2/25 сентября. Сегодня вечером принимал «опиум», т. е… был за всенощной в храме Пятницы Параскевы (в Охотном ряду). По случаю завтрашнего праздника Обновления Храма Воскресения Христова в Иерусалиме всенощная шла «по пасхальному чину», что для меня было великим духовным утешением, ибо я по болезни не мог быть в этом году ни за одной пасхальной службой. Служба была на редкость благолепной. Храм переполнен, служит Епископ Трифон, очень популярный в Москве, но поистине отрекшийся от мира. Ведет, говорят, совершенно замкнутую жизнь, и даже не в монастыре, а в частной квартире, занимая одну жалкую комнатку. Внешность его как бы подтверждает такую обстановку: не так давно он был совершенно черен волосом (он из восточных «князей»-туркестанов), а теперь седой, с изможденным лицом, но зато, когда облачился в красные торжественные ризы и в митру, — явил из себя картинного епископа. Так шло к пышной церковной обстановке его иконописное лицо, и к тому же все его возгласы и чтение Св. Евангелия были проникновенны и западали в души молящихся.
Всенощная началась троекратным пением «Христос Воскресе!» и сразу получилось настроение. А когда в конце Великого Входа хор грянул «Да воскреснет Бог» (Пасху — Смоленского), у меня волос зашевелился. Несказанно хорошо и величаво!..
После Евангелия духовенство запело «Воскресение Христово видевше», и вся церковь наполнилась всенародным пением. Первые слова молящиеся подпевали несмело, но Епископ обратился к нам со словом: «подпевайте», задирижировал бывшей у него в руке зажженной свечкой, и волна задушевного, мощного пения охватила весь храм. Точно уж не только воспоминание об Обновлении Храма, а обновление всех предстоящих людей, час тому назад погруженных — кто в служебные, кто в домашние, кто… в спекулятивные дела… Затем чудным древним распевом хор исполнил весь Пасхальный Канон…»
Трифон Туркестанов – автор знаменитого акафиста «Слава Богу за всё». Удивительно, что он смог написать сей акафист в такое лихолетье. Говорят, что люди переписывали акафист от руки. Так и дошёл он до нас – благодаря женским тетрадочкам.
А вот служба, о коей говорится – почти позабыта нашей церковью. Праздник Воскресения Словущего – праздник восстановления и обновления Храма Воскресения Христова в Иерусалиме. Собственно говоря, это престольный праздник всех Воскресенских церквей. Они не служат престол на Пасху. Пасха – всех праздников праздник. А престол церквей в честь Воскресения — осенью. 26 сентября по новому стилю величайший праздник – в этот день был восстановлен поруганный язычниками храм Воскресения Христова в Иерусалиме. Постановлено с тех пор считать его престольным днём во всех Воскресенских храмах. В этот день служится Пасхальная служба – осенняя Пасха. Продолжение сего праздника – день Креста Господня, Воздвижение, 27 сентября. Но мы половину праздника забыли. А жаль. Но вот из дневников Окунёва имеем возможность узнать, что даже в такое страшное лихолетье москвичи служили осеннюю Пасху. Они нашли в себе силы для радостного, среди скорби такой, возгласа: «Христос воскресе!» Вечная им память!
«1/14 октября. Накануне сегодняшнего праздника (Покрова) был в нескольких церквях, наблюдал, какие жуткие времена переживают наши храмы и духовенство. Там, где нет архиерейской службы, прославленного хора певчих, — там пяток молящихся (в большинстве случаев старушек), скудное освещение (еще бы! купит ли кто десяток свечек, когда одна крохотная свечечка стоит теперь 5−10 рублей) и душу ущемляющая обстановка службы: во многих храмах нет дьяконов (они что ли забраны в красную армию, или за невозможностью просуществовать на их церковные доходы сами разбежались по советским учреждениям или по спекулятивным делам), нет псаломщиков, певчих и службу совершает один только печального вида священник, а на клиросе какой-нибудь богомольный прихожанин, умеющий прочитать что нужно и пропеть положенное. И такое явление не потому, что Покров день, советскими властями за праздник не считающийся, а от духа времени. Как-никак, антирелигиозная пропаганда сделала громадное дело, — дух безверия коснулся миллионных масс.
Откуда брать средства для поддержания их и существования духовенства? Церковь от государства отделена — это еще полгоря; но люди-то государства отделились от нее — вот в чем безмерное горе! Точно обрадовались: вот, мол, были церковные расходы, а теперь я волен их и не делать. Бессовестные мы, простые русские люди, в особенности пожилые и старики. Ведь не всех нас перестреляли и заточили по тюрьмам и лагерям. Кому бы, как не нам, теперь еще чаще бы, чем прежде, направлять стопы свои в Храм Божий, а мы сидим себе в своих комнатах и кряхтим о трудностях современной жизни. Прогневался на нас Господь, но это по делам нашим!”
Невольно наворачиваются слёзы: бедные наши соотечественники! В такое тяжкое лихолетье они нашли в себе силы не только служить осенью Пасху, но и приносят покаяние. Смиренно и бесстрашно пред сильными мира, голодные и полураздетые, они всё же идут в храмы и корят себя за то, что реже молятся.
Но беда коснулась и церкви. Вот уж что совсем худо, это когда и в церкви начинают думать о разделении из-за каких-нибудь принципов. Мирская болезнь заразила и духовенство:
«29 нояб./12 декабря. Пензенский Архиепископ Владимир (в мире Всеволод Путята) объявил отделение своей епархии от церкви, возглавляемой Патриархом. Своего рода война с Патриархом!
24 дек. 1919 г./6 января 1920 г. В прошлое воскресенье после обедни настоятель храма Гребенской Божьей Матери обратился к прихожанам со слезною просьбой принять личное участие в топке железной печки: «Дрова, — говорит, — есть, а топить некому.» И тут батюшка упрекнул нас в нашем показном благочестии: вы, де, ставите свечки и кладете поклоны, а когда храм холоден, сыр, запылен — вас нет, вы не хотите здесь проявить «трудовой повинности», и т. д. Одним словом, сказал правильно, что называется, не в бровь, а в глаз. В частности, каюсь, и в мой, — что я и доказал на деле, пойдя сегодня за всенощную к Прасковье Пятнице, где, надо полагать, есть не только дрова, но и истопники, потому что там поет хор под управлением Данилина и туда «публика» валом валит.»
31 дек. 1919 г./13 января 1920 г. Через полчаса настанет и по старому стилю новый 1920 год (високосный). Благослови его Господи! А о минувшем что теперь сказать? Разве только то, о чем сейчас разговор был «промеж своих»: мясо 700 р. ф., яйца 130 р. шт., масло 2.200 р. ф., пара исподнего белья 4.000, и еще: «тьфу!»

Так, печалуясь, завершает свои записки Николай Потапович Окунёв. Мир праху его! Мир праху всех, кто погиб в боях Первой мировой, в революционных боях и боях гражданской войны! Со святыми упокой, Господи, прости за грехи, за ошибки. Всё же… начиналось это с желанием лучшей доли. И царь хотел помочь православным – потому и войну начал. И аристократы, народ вверглись в революцию – хотели лучшего для людей. Вечная им память! Поклонимся им за то, что они хотели лучшего для нас, их потомков!
Настораживает иное… Когда в современной жизни, то тут, то там читаешь в газетах или слышишь по телевизору: казаки… или кто-то ещё… провели митинг памяти и поставили памятник тем, кого зверски замучили красноармейцы. Вот, дескать, нате вам! То вы кого-то пинали, а теперь мы пинаем вас. Люди добрые! Остановитесь! Это уже пройденный путь! Он не приведёт ни к чему хорошему! Новая диавольская сеть, в которую если впадёшь – изыдешь ли?
Если люди воистину хотят отмены рабства – они отменят его вовсе, а не поменяют господ и рабов местами.
Если люди истинно не хотят кровопролития – они не станут мучить своих соотечественников вовсе, не будут проливать кровь тех, кто воевал против них.
Если люди воистину хотят равенства – они дадут каждому и хлеб, и пчелиные соты, и рыбу, а не заставят голодать тех, кто до этого был сыт.
Давайте чему-то учиться! У нас есть учебник – смиренные и искренние записи самого простого, обычного русского человека, раба Божьего, мужа, отца, сына, любящего свою родину…